Следующая тема, о которой я хотел бы поговорить, совсем не так радужна, конечно, я должен упомянуть тот скандал, который произошел в Москве в последние дни вокруг совершенно возмутительного поведения столичных полицейских в отношении 6-летнего мальчика. Вы знаете все эту историю. И я думаю, что некоторые из вас, наверное, удивляются, почему столько внимания к этому.

Ну, подумаешь, вот один какой-то 6-летний мальчик, и вот какой-то полицейский отнесся каким-то странным образом, его задержали, заставили давать какие-то совершенно анекдотические показания. 6-летний ребенок в результате подписывал протокол, написанный абсолютно таким дубовым уголовным языком. Ну, и что? Дескать, ничего особенного как-то. От мальчика, что называется, не убудет. Убудет, знаете, и от мальчика, и от нас с вами. Во-первых, конечно, абсолютно возмутительная история произошла сегодня.

Просто, я бы сказал, грязная. Когда организация под названием «Общественный совет при московском ГУВД», точнее, даже не сам общественный совет, а поразительным образом, оказывается, есть еще президиум этого Общественного совета. Я не удивлюсь, если у президиума есть еще секретариат, а у секретариата есть какой-нибудь председатель, а у председателя есть, над председателем еще есть какой-нибудь президиум или политбюро, или еще что-нибудь вроде этого. Ну, в общем, совершено очевидно, что этот Общественный совет превратился в такую дубовую бюрократизированную организацию. И сегодня этот Общественный совет совершенно определился с тем, где его позиция во взаимоотношениях между гражданами Российской Федерации, живущими в Москве, и московским ГУВД, которое с этими гражданами работает. Вообще, кому-то казалось, может быть, были такие идеалисты, которые полагали, что Общественный совет создается для того, чтобы от имени граждан следить за законностью того, что делают полицейские, осуществлять некоторый дополнительный общественный контроль, и в случае признаков нарушения пытаться выяснить, что, собственно, здесь происходит, и нельзя ли каким-то образом эти нарушения исключить. Нет, мы с вами ошибались. На самом деле задача совершенно не такая. Задача этого Общественного совета — защитить полицейских от общественности. Поскольку они очень ранимые, очень уязвимые, общественность на них как-то очень напрыгивает, то вот появляются люди, которые грудью встают на защиту этой самой полиции и делают это сами.

Им для этого, в общем, даже не нужно никого особенно выслушивать. Это совершенно поразительная ситуация, когда при изучении некоторого конфликта оказывается, что можно пригласить только одну сторону. Вы знаете, что сегодня история с задержанием этого 6-летнего мальчика рассматривалась без того, чтобы выслушать собственно его родителей, тех самых родителей, которых обвиняют здесь в нарушении, говорят о том, что они этим своим ребенком как-то недостаточно добросовестно распорядились, оставили его одного, доверили его какой-то сомнительной молоденькой девочке, и она вместе с этим ребенком отправилась на несанкционированную демонстрацию. «Нет, не нужно их выслушивать, потому что их позиция заранее известна. Мы их позицию уже знаем, поэтому слушать их не будем» — сообщает Ольга Костина, дама, которая теперь руководит этим Общественным советом. Но вообще, я должен сказать госпоже Костиной, что я-то как раз хорошо знаю ее позицию.

Я ее позицию слышал, например, по телеканалу «Дождь», она очень подробно ее излагала. Позиция ее мне совершенно понятна. И в связи с этим мне бы совершенно не хотелось больше ее выслушивать. Зачем мне выслушивать Ольгу Костину, если я уже знаю ее позицию? Вообще, что она там делала в таком случае, на этом Общественном совете? Ведь ее же позиция известна. На самом деле, там все совершенно очевидно и ясно.

Если есть какие-то сомнения в том, что, вот, ребенок, и этот ребенок достаточно благополучен, вот как-то он оказался в каком-то не очень подобающем месте в не очень подобающее время, как показалось сотруднику правоохранительных органов. Вот, ему показалось, что существует какая-то тень опасности, которая угрожает этому ребенку, задача может быть только одна: взять этого ребенка и моментально вернуть его родителям. Вот, с той скоростью, с которой только это возможно. Вместо этого он был препровожден в полицейский участок, там с него снимали какие-то идиотские показания. Причем, показания по, что называется, политическим мотивам. Заставляли его что-то такое объяснять про то, что думают его родители, на каких демонстрациях они бывают, на каких не бывают, за что они выступают, что им нравится, что им не нравится. Вместо того, чтобы просто немедленно, сейчас же, установив личность этого ребенка, вернуть его домой. Найти этих самых родителей и воссоединить их. Это та единственная задача, которая у полиции в этот момент была, если вдруг им показалось, что здесь существует какая-то угроза этому ребенку. Больше — ничего.

Отдельный вопрос: с чего это им вдруг показалось. И почему они посчитали, особенно сейчас, когда они не хотят выслушать все стороны этого конфликта, почему они посчитали, что, видите ли, с этим ребенком что-то не так. Может быть, кто-то видел его внутри этой потасовки, или, так сказать, на территории этого неразрешенного митинга. Он же, кажется, был снаружи. А на каком расстоянии он был снаружи? А далеко ли он был? А в какую строну он шел? А что при этом он делал? А в каком он находился состоянии и настроении, кто-нибудь может это объяснить членораздельно, или мы слушаем теперь только полицейских? Отдельная история — это те выводы, которые пытаются из этого сделать.

Я услышал после этого сегодняшнего заседания абсолютно бредовое заявление, говорят, что он принадлежит Маргарите Симоньян, руководительнице телеканала «Russia Today». Ну, сам я не слышал, свидетели, присутствовавшие там, утверждают, что это она это сказала. Я бы очень хотел, чтобы она опровергла это. Так вот, будто бы госпожа Симоньян сказала о том, что необходимо ужесточить ответственность за появление с детьми на разного рода политических акциях.

Ну, такого рода глупость госпожи Симоньян, если это действительно сказала она, можно простить только по одной простой причине: говорят, что у госпожи Симоньян нет детей, и она не сталкивалась еще сама с этой проблемой. Когда у нее эти дети будут, я надеюсь, что это будет чрезвычайно скоро, она очень быстро, я думаю, отдаст себе отчет в том, что детей нужно не только кормить и не только укладывать спать, еще хорошо бы с ними разговаривать.

И хорошо бы разговаривать с ними не только, так сказать, о Винни-Пухе, и не только о шоколадных конфетах, и не только о походе в Диснейленд, но еще и о каких-то важных жизненных обстоятельствах. Например, об истории своей страны. Например, о добре и зле. Например, о жестокости и милосердии. Например, о справедливости. Например, о совести, о чести, о разных важных вещах. Я должен вам сказать, что разного рода политическая активность, самая разная, она создает прекрасные возможности для того, чтобы разговаривать с детьми о важном.

Вот я, например, со своим сыном Мотей, которому не 6 лет, а 9, но, все равно, он довольно небольшой еще мальчик, тоже время от времени бываю на разного рода, в разного рода обстоятельствах, которые можно признать политическими. Вот, например, недавно мы с ним вместе ходили к Соловецкому камню в День политических заключенных, политического заключенного, для того, чтобы он мог посмотреть на то, и даже поучаствовать в этом, в том, как люди целый день с утра до вечера читают имена репрессированных в сталинскую эпоху. Почему я туда отправился вместе с ним? Потому что это замечательный способ рассказать ему, в чем дело. Потому что мне очень важно было, чтобы мой сын, которому 9 лет, услышал бы от меня, а не от кого-то еще, что происходило в нашей стране несколько десятков лет назад, почему это так происходило, и как я к этому отношусь. Я подробно и как мог последовательно старался ему это объяснить.

И участие в этой акции мне очень помогло. Он видел своими глазами других людей, которые пришли туда, видел, в каком они настроении, видел слезы на их глазах, слышал слова, которые они говорят о своих собственных дедушках, бабушках, тетях, дядях, родителях, которые погибли в сталинскую эпоху. И мне показалось, что это был один из самых важных дней, которые мы с моим сыном Мотей прожили. Бывали еще, надо сказать, случаи, когда я его брал с собой на разного рода политические события, в которых я участвовал, именно поэтому же, потому что я очень надеюсь, что в этот момент он меня спросит: а куда это мы идем? А зачем? А почему собрались эти люди? А что они хотят тут сказать? А как они относятся к этому? А почему правильна такая позиция, а такая позиция неправильна?

А вот мне кажется по-другому. И мы начнем с ним обсуждать эти важные вещи. Я думаю, что родители должны разговаривать со своими детьми о важном, они должны разговаривать со своими детьми о сложном. К сожалению, наша жизнь не способствует этому, мы как-то мало с детьми видимся, мы все время очень заняты, мы все время куда-то торопимся, и нужно ценить такие возможности. Я чрезвычайно не хотел бы, чтобы кто-нибудь вмешивался в мои отношения с ребенком по этому поводу. Я очень не хотел бы, чтобы госпожа Симоньян пыталась указать мне, куда я должен с ним ходить, а куда не ходить.

Вопрос о безопасности — это другой вопрос. Я — взрослый, разумный человек, и я уж как-нибудь позабочусь о том, чтобы соблюсти необходимую меру безопасности в этот момент, чтобы не оказаться в гуще каких-то агрессивных людей. Хотя, где только мы не рискуем оказаться в этой гуще! В метро иногда достаточно войти, чтобы оказаться… вот, Андрей здесь мне пишет, присылает мне смску: «Ну, да, давайте еще и на хоккей не будем брать».

Правильно, действительно, знаете, самые разные бывают обстоятельства. Должен вам сказать, что вот в моей жизни был момент, когда, пожалуй, я испугался больше всего, вот, самая страшная толпа, в которой я однажды оказался, самая агрессивная, самая ожесточенная, самая какая-то безумная, которая возбуждала во мне только одно желание: скорей, скорей куда-нибудь из этой толпы выбраться, вот, куда-нибудь отсюда убраться.

Знаете, что это было? Это была толпа в новогоднюю ночь на площади одного прекрасного итальянского города. Абсолютно неважно, что это была Италия, совершенно неважно, что я был окружен итальянцами. Я был окружен совершенно обезумевшими людьми, которые в какой-то момент перепились, начали бросать вертикально вверх пустые бутылки от шампанского, которые падали обратно в толпу, разбивались в ногах…

Это было очень страшно, хотя это было по такому чудесному поводу, люди всего-навсего праздновали Новый Год. Так что, знаете, никогда заранее не угадаешь, когда окажешься вот в таких агрессивных опасных обстоятельствах, здесь просто важно адекватно на это и как-то быстро отреагировать, быстро сообразить, как себя в этой ситуации вести. Ну, да, родителю вообще нужно быть человеком соображающим, наблюдательным и постоянно нести ответственность не только за себя, но и за ребенка, который с ним рядом находится.

Ну, и что? И что из этого следует, что есть какой-то особенный вид событий, который с ребенком нельзя посетить, что ли? Почему-то вот эти самые политические разного рода события? Нет, госпожа Симоньян, я здесь с вами ни за что не соглашусь, я буду отстаивать свое право быть вместе с моим ребенком в важные для нас обоих моменты. Вот что хочу вам сказать.

Сергей Пархоменко
Источник: echo.msk.ru