Арабские революции приведут к очередному витку нефтеэйфории, и на Россию опять свалится неподъемный груз шальных дене

Апелляция Кудрина к новой политике переводит кризис управления в новую стадию. Это чутко уловили единороссы, разместив на своем официальном сайте заявление о «двусмысленности» позиции вице-премьера

Какими вехами, кроме календарных, можно измерить приближение выборов? Предлагаю такой критерий: скорость превращения одних кризисов в другие. Он подтверждается, в частности, на поле экономики…

Надо ли учить уроки кризиса?

Кризис не был бы кризисом, если бы не оставил после себя массу нерешенных проблем, которые заставляют ученых и политиков ломать голову над обновлением экономической теории и практики экономического регулирования. Это общемировой вызов.
В этом смысле кризис управления закономерно следует за экономическим кризисом. В России, накладываясь на открытие сезона выборов, кризис управления сразу же получает дополнительный политический резонанс.

Но его могут заглушить оранжево-зеленые революции, внезапно по закону домино охватившие самый нефтеносный регион мира — большой Ближний Восток. Они наверняка заставят цены на нефть вспомнить альпинистские навыки, а это приглашение к тому, чтобы вернуться в самые тучные из нулевых.

По сути, это первая развилка. Прошедший кризис показал рост зависимости российской экономики от мировой нефтяной конъюнктуры, из чего не было сделано никаких выводов. Все лишь говорят об обновлении структуры экономики, но за дело никто не берется. К тому же поворот к новой структуре экономики можно искать, не потея, а можно и не искать вовсе — ведь впереди новый виток нефтеэйфории.

Что же касается перехода от отвлеченных рассуждений о том, что нефтезависимость — это плохо, а инновации — это хорошо, к практической попытке выбора механизма построения новой модели экономики, то он тут же увенчался громким скандалом.

Вторая развилка

На Красноярском экономическом форуме Алексей Кудрин 18 февраля непривычно резко раскритиковал коллег. «Минэкономразвития подготовлен прогноз до 2030 года, где есть два сценария — инновационный и консервативный (сырьевой). Инновационный исходит из роста цены на нефть до 100 долларов за баррель до 2020 года и сохранения дефицита примерно 2% до 2020 года», — рассказал Кудрин. Такой прогноз, по его мнению, «не имеет права на жизнь». Кудрин объяснил, почему: «По сути, это еще большая зависимость от нефти и большие риски для макроэкономики, чем были до кризиса. Я не думаю, что нам нужно скатываться до этой модели».

Что же напрогнозировали в Минэкономразвития, вызвав взрыв негодования Кудрина? «Инновационный сценарий» строится на росте госрасходов. На здравоохранение они возрастут до 5,9% ВВП в 2020 году и до 7,1% в 2030 году, расходы на образование, соответственно, до 6,4 и 6,8% ВВП, на науку — до 3% ВВП в 2020—2030 гг. В результате дефицит федерального бюджета в размере 2-3% ВВП остается до 2025 года, госдолг после 2025 года превысит 30% ВВП.

Это цена инновационного перехода. Ее Минэкономразвития предлагает заплатить за рост доли высокотехнологичного сектора к 2030 году до 20% ВВП с нынешних 12%.
Среднегодовые темпы роста российской экономики оцениваются на уровне 4-4,2%, «сценарий предполагает прорыв в повышении эффективности человеческого капитала и превращение инновационных факторов в ведущий источник экономического роста на рубеже 2020—2022 гг.», утверждает документ, подготовленный в Минэкономразвития.

Для контраста у ведомства Эльвиры Набиуллиной есть другой сценарий — консервативный, или энергосырьевой. Исходные параметры, включая рост цен на нефть до $101 за баррель в 2020 году и до $140 в 2030-м, те же, что и для инновационного сценария.

Разница в госрасходах. Развитие инноваций в «консервативном сценарии» ориентируется в основном на импортные технологии и знания. Расходы на научные исследования и разработки возрастут к 2030 году лишь до 2% ВВП (в 2010 году — 1,2% ВВП). Расходы на образование на протяжении всего периода оцениваются на уровне 4,4-4,9% ВВП, то есть снизятся, так как в 2010 году они составляли 5,1% ВВП. Расходы на здравоохранение вырастут с 4,9% ВВП в 2010 году до 5,2% в 2030-м.

В результате обеспечивается сбалансированность федерального бюджета после 2015 года (и даже выход на незначительный профицит — до 1% ВВП). При консервативном варианте экономика будет расти со среднегодовым темпом 2,9%, а доля России в мировом ВВП снизится с нынешнего уровня в 3% до 2,6%.

Те же и политика

На первый взгляд перед нами хрестоматийное столкновение экспертов с чиновником. Добра со злом. За прогнозистами расчеты, а за Кудриным, которому подавай все сразу — и инновации, и ликвидацию бюджетного дефицита, и рост ВВП в 6-7%, — ценные указания премьера Путина (который требовал ликвидировать дефицит не позже 2015 года) и президента Медведева (который в преддверии Давосского форума в интервью Bloomberg говорил о том, что Россия нуждается в 10%-ных темпах роста экономики в год).

Но давайте не торопиться с выводами и образами. Дело не в том, что прогнозы Минэкономразвития не оправдывались, даже когда российский рост базировался практически исключительно на росте цены на нефть (что прогнозисты в кризис признали), а это не увеличивает доверия к обсчетам более сложной модели роста. Предлагаю задуматься о другом.

Почему Кудрин отверг продукцию Минэкономразвития, понятно. Он считает главным препятствием для развития и обновления экономики высокую инфляцию. Она не только налог на бедных. Это тормоз для кредитов, без которых нет инвестиций, и это размывание ориентиров для экономики. В условиях высокой инфляции практически единственным ориентиром остается бюджет, точнее, госрасходы (если, как считает Минэкономразвития, и при цене на нефть существенно выше $100 за баррель сохранится дефицит бюджета, то расходы будут впечатляющими), однако этот госориентир еще дальше заведет экономику в тупик, прежде всего инфляционный. Значит, смысл первых сцен любого сценария — подавление инфляции. Его-то Кудрин в «инновационном сценарии» не обнаружил.
Но есть более содержательный вопрос: неужели, когда Кудрин требует и инноваций, и ускорения, и сокращения дефицита бюджета, он лишь, не задумываясь, повторяет то, что требуют от него? Вопрос можно поставить иначе: а есть ли в принципе дешевые несырьевые источники роста, и если есть, то где они?

Ответ найти совсем нетрудно — они в новой политике. Которая снизит административные барьеры, резко сократит экономическую активность государства, создаст независимый суд.
Кудрин так не говорит. Но он приводит данные опроса РСПП: 45% респондентов заявили, что в последние годы сталкивались с нарушением их прав со стороны органов власти, а с криминальными проблемами — 8%. Разница заставляет задуматься. Он говорит о том, что «нужно подготовить программу модернизации, которая опиралась бы не на отдельные предприятия и госкорпорации. Нам нужна программа модернизации, которая позволила бы на каждом предприятии создать инвестиционный потенциал обновления». И он говорит о том, что «мандат доверия на проведение реформ» дадут «справедливые и честные выборы».
От кризиса управления к кризису власти

Апелляция Кудрина к новой политике переводит кризис управления в новую стадию. Это чутко уловили единороссы, разместив на своем официальном сайте заявление о «двусмысленности» позиции вице-премьера, которого они обвиняют в том, что он «пытается выдать экономические проблемы за политические». Дальше говорится о том, что вице-премьер, министр финансов должен заниматься своими прямыми обязанностями, а не «переводить дискуссию на тему выборов».
Суть — экономические проблемы может разрешить только новая политика — единороссов не устраивает. Когда партия парламентского большинства официально выступает против позиций ключевой фигуры правительства (а министр финансов именно такая фигура), во главе которого к тому же находится лидер означенной партии, налицо еще одно подтверждение перерастания кризиса управления в политический кризис.

Что дальше? Накануне выборов на поле выходит разношерстная команда экспертов, мобилизованная на обновление долгосрочной стратегии развития. Между тем это очередное проявление еще одного кризиса — кризиса российского парламентаризма. Именно парламент должен был организовать обсуждение законов о полиции и об образовании (сама последовательность говорит о многом) и заставить исполнительную власть изменить законопроекты. Именно парламент должен организовывать результативные слушания по стратегии развития с привлечением и министров, и экспертов. Однако у нас монополия на инициативу принадлежит исполнительной власти, она решает, что выносить на «всенародное обсуждение», как организовывать работу с экспертами. В итоге вместо результативной работы по отработанным в мире лекалам получается псевдодемократическое шоу, эффективность которого вызывает сомнения и у участников, и у организаторов.

Мобилизация экспертов применительно к экономике означает, что на кризис управления, ставший политическим, накладывается развитие кризиса парламентаризма. В результате поиск решений окончательно запутывается. Что, собственно, исполнительной власти и требуется, она единолично займется выработкой политики, нового в которой, скорее всего, не прибавится.
Кто бы, впрочем, сомневался. Как и в том, что эволюция кризисов продолжается.

Источник: novayagazeta Автор: Николай Вардуль