Важная роль, которую сыграла сотрудница Совета национальной безопасности Саманта Пауэр (Samantha Power) в нашей нынешней войне в Ливии, поднимает интересные и непростые вопросы о том, что иногда называют «гуманитарным империализмом». Безусловно, потенциальные последствия выдвинутой профессором Пауэр доктрины «права защищать» для внешней и обороной политики США выглядят крайне обширными.

Имеет смысл понять мотивы Пауэр и связанных с ней мыслителей и правозащитников, выступавших за вмешательство в гражданскую войну в Ливии. Что касается лично Пауэр, получившей в 2002 году Пулитцеровскую премию за свою книгу «Адская проблема» («The Problem from Hell»), на нее, без всякого сомнения, огромное влияние оказал опыт гражданской войны в Боснии 1992-1995 годов, с которой началась ее журналистская карьера. Для Пауэр—«дитя Боснии», по ее собственному определению, — попавшей в 1993 году из Йеля прямо на Балканы, как и для многих других активистов и журналистов, освещавших этот ужасный конфликт, боснийская катастрофа необратимо изменила жизнь и взгляд на мир. Они были шокированы «бессилием» Америки перед лицом военных преступлений, и в итоге в их репортажах эмоции стали преобладать над анализом и зачастую, как выяснилось в дальнейшем, начали появляться фактические ошибки.

Пауэр, как и ее коллеги по правозащитной журналистике, придерживалась односторонней версии боснийского конфликта. Впрочем, в этом многие отличились еще больше. Эд Вуллиами (Ed Vulliamy), получивший множество премий за свою работу в Боснии, признает, что он пытался добиться вмешательства НАТО, в том числе жертвуя точности репортажей. Идею журналистской нейтральности он считает «нелепой». «Мы должны выбирать сторону», — однажды заявил он, добавив при этом: «Если профессиональная этика говорит, что я не должен выбирать сторону, к черту этику». Вездесущая журналистка CNN Кристиан Аманпур (Christian Amanpour) признает, что она ни в коей мере не освещала события в Боснии объективно и вместо этого служила рупором правительства в Сараево, потому что любая другая позиция сделала бы ее «соучастницей геноцида».

Однако соответствует ли действительности та картина «Боснии», которую рисовали Пауэр и ее коллеги? Если серьезные основания полагать, что нет. Во-первых, хотя львиную долю зверств совершали все-таки боснийские сербы, монополии на военные преступления у них не было, и, как показали проводившиеся с 1995 года расследования, хорваты и мусульмане также создавали концлагеря и преднамеренно убивали мирных жителей.

Более того, регулярно упоминаемое журналистами число вырезанных боснийских мусульман – 250 000 человек, в основном мирных жителей, – далеко от реальности. Боснийская война была намного менее кровопролитной, чем изначально было принято считать. По данным сбалансированных послевоенных подсчетов, всего со всех сторон погибло около 100 000 человек. Мусульман погибло примерно 64 000, половина из них была солдатами. Эти цифры подтвердил Международный трибунал ООН по бывшей Югославии в Гааге, настроенный по отношению к сербам не слишком дружественно. Хотя война в Боснии, безусловно, была катастрофой для региона и несомненным гуманитарным кризисом, она не была той беспрецедентной бойней, картины которой рисовали журналисты, не знающие даже новейшей истории и поэтому не упоминавшие о том, что Вторая мировая война в Боснии была намного более кровавой. (Не будем говорить о шедшей параллельно с боснийским конфликтом братоубийственной войне в Алжире, которая предположительно унесла в два раза больше жизней, но практически не привлекла к себе внимания западных СМИ.)

Стоит также заметить, что судьба Боснии после 1995 года – то есть после широкомасштабного военного и политического вмешательства Запада – заставляет с сомнением относиться к тому, что администрация Обамы пытается сейчас делать в Ливии. Хотя Дейтонские соглашения, заключенные после того, как хорваты при поддержке авиации НАТО одержали ряд крупных побед над Сербией, установили в Боснии мир, они не принесли ей стабильность и не помогли восстановить общество и экономику. Даже при активном присутствии НАТО— в середине 1990-х годов в Боснии находилось 60 000 солдат альянса, сейчас 1600 под командованием Евросоюза—западная оккупация и миллиарды долларов помощи, выделявшиеся на восстановление, так и не помогли заново отстроить разрушенное войной и коррупцией мультиэтническое общество. Босния остается бедным и раздробленным государством, которое Западу предстоит опекать неопределенно долгое время. Надежды на то, что вмешательство возродит Боснию в политическом, социальном и экономическом смысле, оказались тщетными, и сейчас сторона остается столь же расколотой по этнорелигиозному принципу как и двадцать лет назад, перед началом войны. Единственное отличие состоит в том, что сейчас стороны в основном разоружены, поэтому возвращение к полномасштабному конфликту выглядит невозможным.

Не позволить превратить Бенгази во «вторую Сребреницу», вмешавшись в события в Ливии было, без всякого сомнения, благим намерением. Однако реалистическое рассмотрение истории Боснии за два последних десятилетия, скорее, подталкивает не вмешиваться, очертя голову, в запутанную и мало нам понятную гражданскую войну с несколькими сторонами, а задуматься о том, как и почему нам следует действовать. Если окажется необходимым разместить силы НАТО в Ливии, что вполне возможно, учитывая слабость повстанцев, уроки Боснии могут оказаться очень актуальными, хотя и не в том смысле, который имела в виду Саманта Пауэр.

источник:inosmi автор Джон Шиндлер