За прошедший год мы обнаружили, что стратегическая ситуация в восточном Средиземноморье и в Юго-Восточной Европе характеризуется совершенно новыми движущими силами. Мы находимся в промежутке времени и в регионе, где Россия, а не Запад, выдвигает ключевые инициативы и имеет большинство преимуществ. Это особенно знаменательно, учитывая тот факт, что выработка политического курса России не заслуживает должного внимания в американских и других западных СМИ, и остается такой же непроницаемой для западных аналитиков, как и в эпоху «холодной войны», когда Россия была спрятана за «железным занавесом». По крайней мере, во время «холодной войны» лучшие умы Запада пытались понять Россию и Советский Союз.

Последние крупные выпады России – по ряду исторических и экономических причин и соображений безопасности – направлены на господство на Кавказе и в Северном ряду (понятие времен «холодной войны», определявшее подобным образом четыре страны – Турцию, Ирак, Иран и Пакистан – прим. перев.), в бассейне Черного моря и в Центральной Азии. Подтверждение этому можно найти в успешных инициативах России по выстраиванию стратегических отношений с Турцией и Ираном. Принципиальную глубину этой трансформации нельзя недооценивать, и следует помнить о том, что вместе со стабильностью самого Европейского Союза (который неразрывно связан с Россией из поставок энергоресурсов), она существенно влияет на судьбу Юго-Восточной Европы и государств восточного Средиземноморья.

В то же время как происходят эти тектонические сдвиги, политика США по отношению к восточному Средиземноморью и прилегающим к нему землям последние 60 лет – а, возможно, и дольше – в значительной степени основана на выдающем желаемое за действительное романтизме, невежестве и подавляющей и ограниченной озабоченности по сдерживанию уже несуществующего Союза Советских Социалистических Республик. Политика США по отношению к региону по-прежнему основана на предположении уже несуществующей советской угрозы, от которого США – да, если уж на то пошло, и некоторые в Великобритании – не могут отказаться или пересмотреть. Продолжая обращаться с Россией, возникшей после «холодной войны», как будто она по-прежнему является Советским Союзом, США и Великобритания, во многом, заставили Москву вести себя в противоречие западным интересам.

НАТО под руководством США вызвало в постсоветской России обеспокоенность, приняв государства бывшего советского блока в НАТО, и ведя себя так, будто исламистский терроризм на Кавказе – это нечто, что Москва заслуживает, в то время как США не заслужили 11 сентября. Плохо организованные попытки разместить системы американской ПРО в Польше, Чехии и Азербайджане еще больше отдалили Москву, не говоря уже о беспричинном отказе позволить России стать частью Запада; подразумеваемая и активная поддержка США грузинских попыток захватить контроль над Абхазией и Южной Осетией; грубое вмешательство США на выборах в Грузии, на Украине и в Киргизии, а также создание Косово в роли предположительно независимого государства – а также попытки повторить это и в других местах – все это примеры очевидной американской враждебности по отношению к Москве. Существует множество других примеров событий, заставивших Москву вернуться к единоличным действиям в попытке обезопасить свои собственные интересы во враждебном мире.

Высокая цена подобной нелепой политики Запада, от которой он не хочет отказаться – т.е. политики, которая проводится, несмотря на тот факт, что лежащие в ее основе предпосылки оказались неверными – становится все более очевидной по мере упадка западных экономик и ослабления стратегического влияния Запада. Западный прилив уходит, оголяя истину, бывшую до того скрытой морем богатства и влияния, позволявших навязчивым идеям «холодной войны» оставаться неоспариваемыми.

Мы по-прежнему видим живучесть вашингтонских мифов о восточном Средиземноморье, Юго-Восточной Европе и Кавказе – и поддерживать эти мифы становится все дороже, а сами они обретают характеристики комической оперы. Результатом этого стало то, что хотя СССР и угроза основанной на идеологии конфронтации Востока и Запада исчезли, Россия была вынуждена реагировать в рамках действительности отказа Запада от окончания «холодной войны». В результате Россия была вынуждена заботиться о себе в граничащих с ней регионах, включая Юго-Восточную Европу, Кавказ и Малую Азию, Левант и восточное Средиземноморье. Она была вынуждена искать компромиссы по поводу Центральной Азии с Китаем, и хотя некоторые из них оказались целесообразными для мировой торговли в целом, получившаяся Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) привела к созданию режима взаимной безопасности, укрепляющего стратегическое влияние Китая и частичное возрождение российской гегемонии и влияния в регионе.

Идущее на убыль стратегическое влияние Соединенных Штатов – чего в Вашингтоне, конечно же, не замечают, так как этот город по-прежнему блуждает в тумане самомнения – означает, что напряженность в Юго-Восточной Европе, Малой Азии, на Кавказе и в восточном Средиземноморье достигла своего предела, и Вашингтон, похоже, мало, что готов сделать, чтобы как-то с нею справиться. Реальность такова, что западная политика по отношению к Турции и России по-прежнему сосредоточена вокруг тактик, разработанных британским Министерством иностранных дел примерно во времена Крымской войны, закончившейся в 1856 году.

В то же время не стоит забывать, что французский историк Алексис де Токвиль (Alexis de Toqueville) предсказал в первой половине 19-го века, что континентальные державы Россия и Соединенные Штаты неминуемо станут соперниками и будут соперничать за Европу. Эти древние взгляды на Россию, как на пожизненного врага, и на Турцию, как на неизбежный противовес России, сформировали стратегические настроения Британии и США, точно так же, как романтическое востоковедение сформировало западные взгляды на Ближний Восток и Азию. [На самом деле я не говорю, что Запад должен забыть о возможности использовать Турцию в качестве противовеса России, но пытаюсь донести, что это не должно превратиться в бездумную, непрекращающуюся и универсальную политику, потому что не стоит забывать о том, что во время Первой и Второй мировых войн Турция не была союзником Запада (или его ценным активом), в то время как Россия и СССР были союзниками Запада в ключевые моменты.]

Со времен окончания «холодной войны» контекст реальных западных геополитических и экономических интересов и объективная историческая реальность редко играли господствующую роль в выработке американского или британского стратегического курса. В то же самое время выработка российского стратегического курса вернулась к вековым геополитическим и геоэкономическим принципам, господствовавшим в российской безопасности 500 лет.

Однако год назад стало окончательно очевидно, что, в результате инициатив Москвы и меняющейся мировой обстановки, Россия превратилась в державу, господствующую над Турцией. Это стало результатом тенденций, которые развивались некоторое время, однако мой ранний репортаж, опубликованный в марте 2009 года и посвященный этому феномену – а также его последствиям для западной политики, а также Греции и Турции – не вызывал никакой реакции ни со стороны СМИ, ни со стороны чиновников, отвечающих за выработку стратегии. Следует отметить, что в то время лишь Американский эллинской институт (American Hellenic Institute (AHI)) рискнул опубликовать мой отчет о новых стратегических отношениях между Россией и Турцией. Лишь сейчас, спустя год, Запад неохотно начинает осознавать тот факт, что Россия гораздо более убедительна по отношению к Турции, чем Запад, потому что Турция находится в абсолютном стратегическом плену у Москвы.

Та же ситуация наблюдается и в Иране. И действительно мы должны понять, что формировать в Вашингтоне жизнеспособную политику по отношению к Турции невозможно, если не принять во внимание широкий контекст существующих турецких, российских, иранских, китайских, кавказских, черноморских и других движущих сил. Западные аналитики, на самом деле, виновны в том, что в своем анализе игнорируют исторический и пространственный контекст, определяющий действительность и слишком много внимания уделяют узкоспециализированным вопросам.

Несмотря на это, американская, британская и, во многом, европейская политика по отношению к Турции определяется как «бизнес как обычно». Вхождение Турции в Европейский Союз обсуждается как некая «панацея», как способ «вернуть Турцию в объятия Запада». Реальность же такова, что Запад уже некоторое время не понимает, что происходит внутри Турции, и каков общий геопространственный контекст, в котором она оперирует. И действительно, если мы не начнем понимать цели и действия России в этом регионе, а также тенденции противостояния Восток-Запад и Север-Юг, Вашингтон не сможет формулировать стратегию по отношению к Турции.

В этом месяце мой коллега Юсеф Бодански (Yossef Bodansky) написал крупное исследование о преобладающем контексте в бассейне Черного моря и обсудил в нем часть истории, которую мы должны понять. Он пишет:

«Северно-южная динамика началась в 15-м веке, когда русские начали вытеснять татаро-монгольскую орду на юг, в то время как армии Оттоманской империи оккупировали Константинополь, положили конец Византийской империи и начали продвигаться на север по берегам Черного моря, до самого Крыма. Противостояние севера и юга разрослось к началу 17-го века, когда казаки распространились по северному побережью Черного моря (современная Украина), и достигло кульминации к концу этого века, когда армии Петра Великого впервые достигли берегов Черного моря (а, вернее, Азовского моря)».

«Во время 18-го и 19-го веков Россия вела ожесточенные войны с Турцией и Персией, обозначившие южные границы Российской империи до конца 20-го века, а также консолидировала свою заявку на специальную – пусть и нежеланную – роль на Балканах. Кроме того, в середине 19-го века Россия воевала с крупнейшими европейскими державами того времени – Англией и Францией – на берегах Черного моря, чтобы узаконить свою роль региональной державы. В течение этого века, как и сегодня, Россия продолжала подавлять мятежи и восстания на Кавказе. Эта совокупная позиция России пережила и беспокойный 20-й век, в ходе обеих мировых войн и последовавшей за ними “холодной войны”».

«Динамику Восток-Запад можно отследить до середины II века д.н.э., до первых задокументирвоанных источников Великого Шелкового пути, поспособствовавшего первоначальным связям Китая с Европой через Персию. В своей изначальной форме Шелковый путь был консолидирован примерно 300 лет спустя, в середине II века н.э. Более современные характеристики Шелкового пути можно проследить к середине 13-го века, когда произошла цивилизационная трансформация Евразии после монгольского завоевания Европы, когда Великий Шелковый путь расширился и постепенно превратился в полноценную систему обмена и товаров и культуры между Востоком и Западом. К сожалению, движущие силы между Востоком и Западом были в основном заморожены во второй половине 20-го века, что стало побочным продуктом “холодной войны”».

«На заре 21-го века, и, в меньшей степени, даже в последнее десятилетие 20-го века, эти исторические мега-тенденции получили второе дыхание и стали играть главенствующую роль в геополитике и геоэкономике».

В значительной степени эти мега-тенденции совпадают с маршрутами крупнейшей торговли 21-го века – торговли энергоресурсами. Европейская зависимость от поставок энергоресурсов из и через Россию или через Черноморский бассейн, включая Турцию, формирует политику ЕС по отношению к России и Турции. Во многом именно потенциальная роль Турции в роли проводника энергоресурсов из Каспийского бассейна до ЕС позволила Анкаре укрепить свою важность для Европы. Именно это поддерживает турецкую заявку на членство в ЕС, несмотря на то, что Турция не отвечает условиям этого членства.

Мы также должны понять, что готовность Турции принять российское господство – несмотря на отсутствие любви или доверия между Москвой и Анкарой – во многом является результатом упадка западной силы, и что эта ситуация созрела после провальной военной авантюры, предпринятой Грузией против России в августе 2008 года.

В том своем докладе, опубликованном в марте 2009 года, я писал: «В 2008 году объем двусторонней турецко-российской торговли уже достиг 32 миллиардов долларов, что превратило Россию в крупнейшего торгового партнера Турции, и теперь Москва и Анкара видят возможность воскресить релевантность Турции в региональных энергетических схемах. Турция, бывшая в свое время ключом к разрабатываемой Западом трубопроводной стратегии, призванной обойти мертвую хватку России на поставках энергоресурсов в Европу, теперь является частью российского круга».

«Это стало неизбежным результатом краха американского влияния, который сам стал результатом провалившегося военного нападения, предпринятого Грузией в августе 2008 года против Абхазии и Южной Осетии. Это событие не только заставило соседний Азербайджан смириться с действительностью и понять, что США не могут поддержать его, но и привело к неизбежности киргизского решения возобновить отношения с Россией за счет американского доступа к авиабазе «Манас». Этот шаг, по сути, также продемонстрировал, что способность США/НАТО поддерживать долгосрочные военные действия в Афганистане, подошла к концу, особенно учитывая проблемы с логистикой, с которыми США сталкиваются в попытках использовать Пакистан для обеспечения поставок афганской войны».

Сложности, с которыми в начале апреля 2010 года столкнулся Курманбек Бакиев, поставленный Вашингтоном на власть в Киргизии, еще покажут жизненно важную роль, играемую Киргизией в Центральной Азии, в мировом маршруте наркопоставок и в качестве перевалочной базы для действий коалиции в Афганистане. США увидят, если не будут сильно отвлекаться, что вмешательство в киргизскую политику и манипулирование выборами, чтобы избавиться от честного друга Вашингтона, профессора Аскара Акаева, с целью привести к власти Бакиева, стало еще одним из глубоко ошибочных шагов, которые ослабят влияние США над евразийскими восточно-западными потоками и приведут к восстановлению влияния Москвы.

Очевидно, что, глядя на матрицу север-юг, мы видим уменьшение влияния США на политику Турции и усиление в этой связи российского влияния. Хотя Анкара молчаливо сопротивляется – сквозь стиснутые зубы – давлению из Вашингтона и Москвы, рост российского влияния и упадок вашингтонского являются предвестником и для отношений США-ЕС, потому что Европа очень озабочена тем, чтобы не дать Вашингтону нарушить поток энергоресурсов с Востока на Запад, в первую очередь, через Россию. Поэтому – частично так, как и предсказывал де Токвиль – соперничество между Россией и США за господство в Европе движется теперь в сторону возвышения России. Это особенно неожиданно для Соединенных Штатов, учитывая их уверенность в том, что США «победили» в «холодной войне», что Европа осталась подчиненным партнером Вашингтона и что с Россией можно продолжать обращаться как с неудачником, которому путь в приличное общество теперь заказан.

Означает ли это, что по вопросу турецкой оккупации северного Кипра мы должны теперь ожидать, что Москва сможет оказать на Анкару большее влияние, чем Вашингтон? И в этом контексте означает ли это, что Западу придется получше понять и принять точки зрения Москвы и Азербайджана на нагорно-карабахский вопрос?

Означает ли это, что НАТО больше не будет значимым и жизнеспособным, учитывая проявляющиеся разногласия между США и ЕС и тот факт, что у НАТО больше нет миссии?

Означает ли новый российско-турецкий альянс, что Турция больше не заинтересована в членстве в ЕС, если, конечно, членство в ЕС еще является чем-то привлекательным, как раньше? Нет никаких сомнений в том, что внутренняя турецкая динамика между правящими исламистами из Партии справедливости и развития и военными означает, что политическое руководство продолжит, по крайней мере, на время, использовать карту членства в ЕС, чтобы провести необходимые политические и конституционные изменения, которые навсегда оставят военных в бараках и вне политики.

Эти внутренние процессы в Турции идут к развязке – и либо вооруженные силы пассивно сдадут свои позиции, либо турецкий Генштаб выступит против политиков. В любом случае, Вашингтон мало, что может сделать, чтобы повлиять на ситуацию. Схожим образом, Вашингтон мало, что мог бы сделать, если бы Турция решил предпринять военные действия против Греции, потому что, как мы уже увидели, наблюдая за недавними военными учениями в Турции, возрождение вооруженных сил в Турции должно было быть инициировано военным столкновением между Турцией и ее натовским соседом Грецией. В том случае, если турецкий Генштаб выберет этот сценарий по инициированию военного конфликта с Грецией или на Кипре в качестве последней попытки восстановить свое влияние в Анкаре, США будут, по сути, бессильны вмешаться и помочь Греции или Кипру, даже если они и поймут, что должны это сделать.

Однако у Москвы есть влияние в этой ситуации. Россия рассчитывает на стабильные связи на Черном море, призванные гарантировать, что ее энергетические схемы останутся нетронуты, потому что именно они являются жизненной силой Российской Федерации. В этой ситуации поддержанный США газопровод «Набукко» становится все менее привлекательным вариантом, во многом потому, что это газопровод без гарантированных поставок газа. Появившиеся в феврале 2010 года планы нового маршрута поставок – состоящего из различных трубопроводов и танкерных маршрутов, идущих из Азербайджана через Грузию и через Черное море в Румынию, и который еще только будут обсуждать в энергетических кругах – могут резко ослабить политическое влияние Турции на ЕС.

Грузинская авантюра 2008 года и выборы 2010 года на Украине вернули большую часть региона под сюзеренитет Москвы. Даже сама Грузия, продолжающая поддерживать исламистские террористические операции против России в Чечне и прилегающих к ней регионов, может обнаружить, что у нее нет других вариантов, кроме как примириться с российским господством.

Сложность этой ситуации и что эта сложность означает для Балкан, Израиля и остального Леванта, а также для Кипра, требует напряженных и длительных исследований. Но фундаментальный вопрос в следующем: Москва находится в этом регионе на подъеме, а влияние Вашингтона сходит на нет. Попробует ли Вашингтон, чей доступ к Северному ряду и даже Леванту сильно уменьшился, урегулировать ситуацию на Кипре, чтобы сохранить совместный с британцами доступ к центрам информации на острове? Или же
он и дальше будет пытаться устрашить Кипр, чтобы гарантировать этот доступ?

И не является ли это сигналом греческому и израильскому лобби обратить свои взгляды на Москву, по крайней мере, в той же мере, что и на Вашингтон?

Грегори Копли (Gregory R. Copley)

www.inosmi.ru