Центральная область майя (или низменности майя) – это обширный регион, включающий в себя юг Мексики (штаты Чиапас, Табаско, Кампече и Юкатан), северные департаменты Гватемалы, Белиз и часть Гондураса. По природным условиям это известняковая низменность (90 – 200 метров над уровнем моря), большая часть территории которой покрыта влажной тропической растительностью. Главные реки текут на западе (Усумасинта), юге (Пасьон) и востоке (Ондо, Белиз и Мотагуа) региона, в то время как его центр составляют заболоченные местности и озера.

Доколумбова история майя подразделяется на три периода: доклассический, или формативный (2000 г. до н.э.–250 г. н.э.), классический (250–900/1000 гг. н.э.) и постклассический (900/1000–1530 гг. н.э.). Классический период обычно рассматривается как «золотой век» в развитии культуры майя. Действительно, эта эпоха является наиболее хорошо документированной благодаря наличию значительного числа письменных источников1.

Основной единицей политической структуры майя в классический период являлась небольшая полития – ahawil (позднее ahawlel), или «царство», – управлявшаяся наследственным правителем ahaw, чей титул переводится как «тот, кто приказывает»2. По-видимому, согласно «политической концепции» древних майя все царства в идеале считались равными и суверенными. В классический период практически ни одно из них не было насильственно устранено с политической арены. Некоторые теряли независимость и попадали под власть одного царя, но в этом случае он принимал сложный титул, перечислявший все подвластные территории. Такие примеры хорошо известны на западе области майя, в бассейне Усумасинты в позднеклассическое время (VII–IХ вв.).

В обществе майя существовали различия между рангом и должностью. По данным иероглифических надписей мы можем определить наличие по меньшей мере трех социальных групп элиты: ahawo’b или «владыки» (царь, царский линидж и потомки царей), sahalo’b – «маленькие» (люди), или провинциальная элита и ahk’uhu’no’b – «писцы». Тот или иной ранг принадлежал всем членам знатного рода, в то время как должность признавалась только за занимавшим ее человеком.

Царский двор играл центральное место в системе управления. Административные функции выполняли представители ранга «писцов». Ahk’uhu’n был общим термином для чиновников, не различая занятых в центральном и дворцовом управлении.

Царства майя обычно состояли из нескольких областей (pet – «часть, округа» или kab – «земля») со своими провинциальными столицами – городами второго (после столицы царства) уровня. В раннеклассическое время (250–600 гг.) эти области управлялись членами младших линий царской династии или местной элитой. Дворы областных правителей копировали структуру царского двора3.

Майяские политии классического периода могут быть классифицированы как ранние государства. Они характеризуются: 1) сложным центральным политико-административным аппаратом; 2) сложной социальной стратификацией; 3) идеологией, постулировавшей божественное происхождение царских династий и высшей знати; 4) контролем элиты над добычей, обменом, обработкой и распределением престижных материалов; 5) преобладанием в остальных секторах социально-экономической подсистемы родственных групп. Под ранним государством в данном случае подразумевается один из вариантов сложной социально-политической организации, который не обязательно ведет к зрелому государству. Скорее это две родственные, но разные социально-политические и культурные формы, фундаментальное различие между которыми заключается в соотношении территориальных и родственных связей.

В основе картины мира классических майя лежали представления о к’ух. Это слово традиционно переводится как «бог» – как его воспринимали испанские хронисты и миссионеры, но точнее k’uh следует понимать как безличную сакральную силу, пребывающую в мире. В ХХ в. среди цельталей в горном Чиапасе ch’ulel (явный когнат классического k’uh) обозначает универсальную жизненную субстанцию или силу, которая содержится в крови и поддерживает существование людей и различных ритуальных объектов4. Эта концепция схожа с концепциями божественности, существовавшими в других культурах Мезоамерики (teotl у науа, masan у михе-соке, pée у сапотеков, ini у миштеков).

Та часть k’uh, которая заключена в человеке, содержится в сердце и в крови, поэтому, выпуская свою кровь, человек может использовать эту силу. В силу этого кровь считалась сакральной жидкостью. Иероглиф K’UH в майяской письменности, как показал Д. Стюарт, изображает падающие капли крови5. Кровопускание занимало ключевое место в системе ритуалов классических майя. У цельталей кровь считалась материальным проявлением человеческой ch’ulel, а сердце называли «матерью крови».

Различные проявления k’uh составляли группу сверхъестественных существ, которые мы в дальнейшем будем называть «богами». Среди последних можно выделить две категории. Первая олицетворяла силы природы (молнию, ветер, маис, а также небо и землю); ее представители («верховные божества») почитались во всем регионе. Основными «верховными божествами» были Ицамнах, Чаак («божество дождя и молнии»), К’авиль («божество-покровитель царских династий»), К’инич-Ахау («божество солнца»), Хун-Йеналь «GI»6, «Ягуарье божество подземного мира» («божество огня и войны»), Ик’-К’ух («Ветер-бог»), О’лис-К’ух («Сердце-божество»), Кабаль-К’ух («земное божество»), Чаналь-К’ух («небесное божество»), Иш-Ух («женское божество луны») и др. Вторая, специализированная, категория («божества-покровители») была связана с различными местностями и политиями и была более многочисленной7.

Кроме того, майяские боги существовали в нескольких инкарнациях, часто основанных на цветовом символизме. В представлениях майя каждая сторона света имела свой цвет: север – белый, восток – красный, юг – желтый, запад – черный; центр мира был зеленым. Так, Чаак существовал как Сак-Шиб-Чаак, Чак-Шиб-Чаак, К’ан-Шиб-Чаак, Ик’-Шиб-Чаак. Имелись также инкарнации богов, связанные с особыми мифами: Йаш-Ха’аль-Чаак («Чаак – это первый дождь»), Сакхаль-Чаак («Чаак, который белеет»), К’ан-Тун-Чаак («Чаак – это драгоценный камень») и т.д.

Божества майя часто были организованы в «триады». В таких случаях они назывались huux luut k’uh («трое рожденных вместе богов»). «Триады» известны в Паленке, Караколе и Тикале8. В Паленке триада состояла из «GI», Унен-К’авиля («К’авиль–младенец») и К’инич-Ахау.

Вторая группа сверхъестественных существ у майя – wayob («духи-спутники»). Идея наличия у человека с самого рождения мистического двойника является основой концепции науализма (нагуализма) – одной из наиболее характерных черт мезоамериканской культуры. Человек и его со-сущность тесно связаны друг с другом с самого момента рождения, вай считался частью человеческой души. Если что-то случится с двойником, например, если он умрёт или будет убит, то же самое произойдёт и с человеком. Человек разделяет характеристики своего двойника, это определяет его личность и темперамент9. В настоящее время нагуали обычно представляются в виде животных, но в классический период они могли быть и антропоморфными. Похоже, что в отличие от постклассического времени, вайи классических майя были связаны не с индивидуумами, а с родовыми или социальными группами: практически все известные нам вайи относились к царским династиям или определенным местностям10. Свои вайи были и у богов.

Третьей важной составляющей религии майя классического времени был культ предков. В представлениях индейцев после смерти человек отправлялся в мир предков и там сам становился магическим существом. Предки имели сильное влияние на мир живых, поэтому в классической иконографии их часто изображали летающими вокруг правителя или над ним11. Культ предков был распространен во всех слоях общества майя. В простых домохозяйствах обычными являлись захоронения мужчин в специальных зданиях-святилищах12.

Царская власть у майя выросла из власти вождей доклассического периода. Первые вождества появились в области низменностей около 600 г. до н.э. По-видимому, уже в это время власть вождей имела сакральное обоснование, так как все основные церемониальные постройки были воздвигнуты поверх прежних жилищ общинных лидеров.

Специфическая форма доклассического культового искусства – гигантские штуковые маски – возникла около 400 г. до н.э. Они изображали так называемое «Верховное Божество-Птицу», «Солярного Ягуара», «Чудовище Виц» (ассоциировавшееся с землей и пещерами) и других существ, олицетворявших космический порядок13. Таким образом, столица вождества символически располагалась в центре мироздания. Антропоморфные маски распространились лишь к 100–150 гг. н.э. К этому времени роль правителя изменилась. Из слуги божеств он превратился в священного царя, который сам стоит в центре мира и выступает связующим звеном между миром богов и предков и человеческим миром. Нарастание сакральности царей майя завершилось появлением около 430–450 гг. титула k’uhul ahaw – «божественный царь». Теперь правитель был отделен не только от общинников и рядовой знати, но и от остальных членов собственного линиджа, носивших титулы ahaw («владыка») и yahawte’ («владыка из рода»). Примерно в это же время впервые встречается и титул k’uhul ixik («божественная женщина»), использовавшийся для царских супруг.

Судя по тому, что мы знаем о царях майя I тыс. н.э., они не считались живыми богами14. Прилагательное k’uhul («священный») описывает качества существ или объектов. Концепция k’uhul k’aba’ («священное имя» для различных объектов) подразумевает не то, что имя было богом, а то, что оно имело тесную связь с k’uh этого объекта. Это же верно и для царя: он обладал наивысшей концентрацией k’uh среди живущих и поэтому был сакрален, но сам божеством не был15.

Претензии на сакральность выражались в именах майяских царей. Значительная их часть описывала аспекты божеств: например, Ицамнах-Балам («Ягуар есть Ицамнах»), Ицамнах-К’авиль («К’авиль есть Ицамнах»), т.е. ягуар и К’авиль были отчасти идентичны Ицамнаху. Другие имена еще более описательны и связаны с определенными божествами: с К’авилем – Сийах-Чан-К’авиль («Рожден из неба К’авиль»), Цаках-К’авиль («Был почтен К’авиль»), Хасав-Чан-К’авиль («К’авиль небо расчищает»), К’ак’-Хоплах-Чан-К’авиль («К’авиль это огонь, который зажигается в небе»), Йуклах-Чан-К’авиль («К’авиль сотрясет в небе»); с Чааком – К’ак’-Тилив-Чан-Чаак («Чаак – это огонь, который сжигает небо»), К’ак’-Цухлах-Чан-Чаак («Чаак – это огонь, который потух в небе») и т.д. Этот феномен можно частично объяснить с помощью модели «свернутой мифологемы», предложенной М.В. Чегодаевым. Такие имена кратко описывают мифы, в которых боги выступают основными героями16.

Несколько иероглифических текстов из Паленке (в древности столицы царства Бакаль) дают представление о пути от царевича к царю. Жизнь К’ан-Хой-Читама II (правил в 702–711 гг.) была описана на «Дворцовой панели»17. Когда царевич родился в 644 г., он уже имел определенный уровень k’uh. Его имя Хуш…-н-Мат – это апеллятив птицеподобного божества, связанного с дождем. В возрасте семи лет юный принц провел свой первый ритуал «повязания» и принес дары перед «Триадой Паленке». В 21 год он «взял веревку» (совершил некий неизвестный нам ритуал) и снова принес дары «пред ликом своих божеств Хун-Йеналя “GI”, Унен-К’авиля и К’инич-Ахау». После смерти его отца в 683 г. трон перешел к старшему брату, К’инич-Кан-Баламу II (683–702), а Хуш-…н-Мат получил титул baah ch’ok («главный юноша»), или «наследник». В 702 г. он, в свою очередь, занял престол. В этот момент он приобрел новый уровень сакральности и новое качество, что маркировалось принятием нового имени – К’инич-К’ан-Хой-Читам, которое уже встречалось в бакальском царском именнике.

Церемония воцарения у древних майя получила достаточное внимание исследователей18. Это было длительное действие; как правило, между смертью предыдущего царя и официальной интронизацией его преемника проходило несколько десятков дней. Л. Шиле и М. Миллер определили следующие моменты царской инаугурации: 1) наследник, одетый только в юбку, получал символы власти и элементы царского одеяния, из которых наиболее важными были головная повязка (hu’n) с образом так называемого «Бога-Шута» и «карликовый скипетр» – фигурка К’авиля; 2) правитель в полном одеянии и с инсигниями власти выходил к собранию придворных; 3) жена или мать царя и он сам совершали ритуал кровопускания; 4) царь отправлялся в поход за пленниками; 5) захваченные пленники приносились в жертву путем вырывания сердца; 6) царь-триумфатор появлялся в священном паланкине19.

Судя по иероглифическим текстам, действительная последовательность была не такой. Сначала царь отправлялся в поход. Захваченные пленники приносились в жертву и выставлялись перед сидящим в паланкине правителем. Позже (от 20 до 50 дней спустя) происходила сама коронация – получение головной повязки и инсигний власти.

Этот этап церемонии был самым важным. В надписях воцарение часто описывается как «он был повязан в царстве». Занятие любой должности называлось k’ahlah hu’n tu-baah («была повязана повязка на его чело»). Это выражение использовалось не только для царей, но и для придворной знати и областных правителей. Головной убор был основным показателем социального статуса. Так, царская корона называлась sakhu’n («белая повязка») или bolon-tsakab k’ahk’-xook hu’n («девятиузловая огненная акулья повязка»); на царских тиарах размещались изображения божеств и предков. «Владыка огня» yahaw k’ahk’ носил k’ahk’hu’n («огненную повязку»); головной убор обычных должностных лиц составляла бумажная лента.

Ритуальное повязание было одним из важнейших действий в майяской обрядовой практике. Воздвижение монументов (стел, притолок, панелей и др.), а также освящение зданий зачастую описывается как их повязание20. Очевидно, считалось, что, с повязанием человек или объект переходил в новое состояние (может быть, связанное с более высоким уровнем к’ух).

Использование в коронационной формуле страдательного залога («была повязана») указывает на то, что царь не сам надевал головной убор.

Другим важным символом царской власти был к’авиль. Так назывался скипетр с изображением бога К’авиля на навершии. U-ch’amaw k’awiil («он взял к’авиль») было еще одной метафорой для описания воцарения. Как было показано в работах В.И. Гуляева и К. Коггинс, этот скипетр служил символом царского линиджа и был связан с молнией и громом21.

Правитель получал новое имя – k’uhul k’alhu’nil k’aba’ («священное коронационное имя»). Идея об особом имени для царя связана с концепцией «священных имен», которые зависят от k’uh и отражают внутреннюю сущность предметов. Очевидно, тронное имя выражало такую сущность царя, хотя механизм его обретения (впадение в транс, сны или гадания) нам неизвестен.

Ж. Ле Форт интерпретирует церемонию воцарения в классический период как ритуал перехода. Она полагает, что, оставляя статус наследника, будущий царь символически умирает. Он больше не носит показателей своего ранга и отделен от остальных ahawo’b. После этого он проводит несколько дней в посте и воздержании, а затем символически перерождается22.

Войдя в статус «священного царя», человек остается таковым до своей смерти. В Паленке зафиксирована редкая метафора для смерти: hamliiy ’u-sakhu’n – «развязалась его белая корона»23. Нам также известно о двух или трех случаях отречений. В частности, в надписи на троне 1 из Пьедрас-Неграса об отречении йокибского царя Ха-К’ин-Шока (767–780) говорится следующее: «он разорвал [повязку] Ха-К’ин-Шоок, божественный царь Йокиба, он оставил царственность в Хиштуне»24. Разорвав повязку, правитель выходит из сакральной области «царственности» и уступает свое место новому владыке. Но, судя по всему, Ха-К’ин-Шок не умер и 30 дней спустя все еще назывался «божественным царем».

Это, однако, не означает, что царь считался абсолютно безгрешным и не мог потерять власть. Одной из важнейших забот верховного правителя было почитание божеств-покровителей династии, и пренебрежение этой обязанностью считалось преступлением. Борьба за трон в Бакале в начале VII в. дает прекрасный пример политической риторики древних майя.

В 611 г. столица Бакаля была захвачена и опустошена войском царя Каналя, который был верховным царем в землях майя. После смерти бакальского царя в 612 г. престол перешел к Мат-Мувану, тезке мифического основателя династии. Он правил недолго и в 615 г. был замещен К’инич-Ханаб-Пакалем I (615–683), принадлежавшим к царскому роду по женской линии25. Текст «Храма надписей», созданный при К’инич-Кан-Баламе II (683–702) и прославляющий его отца, описывает правление Мат-Мувана в темных красках:

«И тогда взошел на трон Мат-Муван, священный царь Бакаля. Было его стелоповязание в день 3 Ахау, 3-е число месяца Суц’, девятое 20-летие; принес дар своему богу (’u-k’uhil) Мат-Муван, священный царь Бакаля. Девятое 400-летие, девятое 20-летие позади… потерялась царица, потерялся царь, не украсил [лик] Владык Венеры, не принес сверток йок’ину Девятого Неба, шестнадцатому йок’ину, владыке многих линиджей. Спина 20-летия 3 Ахау – он не подарил сверток Мат-Мувану, он принес дар своему богу Мат-Муван, священный царь Бакаля»26.

Таким образом, Мат-Муван обвинялся в том, что почитал только своего собственного «бога» (’u-k’uhil), не уделяя внимания Владыкам Венеры, повелителю Девятого Неба и первому царю Мат-Мувану. Соответственно бесчестный правитель потерял власть, которая перешла к К’инич-Ханаб-Пакалю I. Тот немедленно начал проводить все необходимые церемонии. Он одарил богов «Триады» (возможно, имеются в виду их статуи) новыми ожерельями, серьгами и головными уборами. Как результат «умиротворились сердца богов», и «взошла звезда над царями востока и царями запада», ознаменовав тем самым их несчастливую судьбу, а К’инич-Ханаб-Пакаль нанес сокрушительное поражение своим врагам.

Когда царь умирал, он «вступал на путь» в мир предков. Другие выражения, описывающие смерть, – «он вошел в воду» и «он вошел в гору».

В средне- и позднеформативное время (800 г. до н.э. – 250 г. н.э.) вожди майя никогда не погребались в пирамидах. Пирамида была axis mundi, «Первой Горой», находившейся в центре мира, а не местом захоронения. Ни в одном из гигантских пирамидальных комплексов Накбе или Эль-Мирадора не было найдено могил27. Это верно не только для майя, но и для других мезоамериканских обществ формативного периода. В Ла-Венте (столице могущественного ольмекского вождества на побережье Мексиканского залива в 800–400 гг. до н.э.) гробницы правителей были связаны с главной пирамидой, но не располагались внутри нее. В Исапе (тихоокеанское побережье Чиапаса, 200 г. до н.э. – 200 г. н.э.) все элитные захоронения располагались внутри платформы центрального могильного холма. На сегодняшний день представляется, что первые пирамиды с царскими погребениями появились в Теотиуакане около 150–200 гг. н.э.

Изменения в статусе майяских царей вызвали трансформацию погребального обряда. Место упокоения сместилось в пирамиду лишь в раннеклассический период, но широко распространенной эта практика стала только в V–VI вв. Самыми известными примерами таких захоронений являются погребения К’инич-Ханаб-Пакаля I в «Храме надписей» в Паленке и мутальского царя Хасав-Чан-К’авиля I (682–734) под Храмом I в Тикале. Эти пирамиды были специальными погребальными сооружениями. «Храм надписей», в частности, назван mukil («погребение») К’инич-Ханаб-Пакаля.

В культурах Мезоамерики пирамида считалась Мировой Горой, а погребение внутри нее ассоциировалось с пещерой, откуда произошли предки. Тем самым умерший правитель располагался в сакральном центре мира28. Следует отметить, что изменение погребального обряда произошло в то же время, когда появился титул «священный царь». Божественность верховного правителя располагала его на высшей ступени иерархии между сверхъестественным и людьми.

Первые царские захоронения в низменностях майя находились под зданиями храмового типа29. По-видимому, это были заупокойные святилища. В классическое время храмы на вершинах пирамид имели ту же функцию. Погребальная камера К’инич-Ханаб-Пакаля была связана с храмом специальным «психодуктом» для общения с покойным владыкой30.

Умершие правители становились почитаемыми предками и зачастую изображались как боги. Начиная с позднеформативного периода (с 300 г. до н.э.), они часто появляются в сценах на монументальной скульптуре парящими в обличии солярного божества К’инич-Ахау (Эль-Мирадор, стела 18; Абах-Такалик, стела 2; Вашактун, фасад Южного дворца группы «Н» и т.д.). Этот обычай сохранился и в классическое время, хотя образы первопредков сменились изображениями непосредственных предшественников правителя31.

Основатели династий почитались особо, и для них воздвигались специальные храмы и монументы. Знаменитый алтарь Q из Копана назывался y-amaytuun K’ihnich Yax K’uk’ Mo – «четырехугольный камень К’инич-Йаш-К’ук’-Мо» – и был посвящен основателю царства Шукуп К’инич-Йаш-К’ук’-Мо (426 – ок. 437).

Упоминания первых правителей и божественных предков для легитимизации власти – частая тема в иероглифических надписях. Гигантский рельеф на фасаде Храма VI в Тикале повествовал об основании Йашмуталя (древнее название Тикаля) Сак-Хиш-Мутом («Белым Ягуаром-Птицей»). Он якобы проводил календарные ритуалы и устанавливал стелы в 1143, 456 и 157 гг. до н.э.32

Текст на алтаре 1 из Наранхо (столица царства Сааль) начинает историю династии с Ик’-Мина. Это одно из наиболее несуразных сверхъестественных существ в мифологии майя: зверь с оленьими копытами, носом тапира и зубами аллигатора, который якобы правил где-то в XXII тыс. до н.э. Его потомок в 259 г. до н.э. основал город Наранхо. Все саальские цари считались преемниками Ик’-Мина, а само царство называлось соседями «страной божественного Ик’-Мина».

Наиболее полная версия династического мифа сохранилась в надписях Паленке33. Цари Бакаля считали себя наследниками «Триады» богов, которые родились в начале нынешнего цикла эры из 7200 лет. Основание династии было тесно связано с событиями конца предыдущего цикла и творением мира.

В 3121 г. до н.э. родился Мат-Муван34. Через 7 лет закончился тринадцатый пих (период из 5200 лет). Бог Хун-Йеналь «отправился на небо» и там построил здание. В 2360 г. до н.э. он «прибыл в Матвиль» (мифическое место творения, связанное с Бакалем), а несколькими днями позже родились его «братья» К’инич-Ахау и Унен-К’авиль. В том же году Мат-Муван короновался как первый царь, а в 2325 г. до н.э. провел первый ритуал окончания календарного периода и первое «почитание k’uh». Он правил до 967 г. до н.э., а затем трон перешел к Укокан-Кану, родившемуся в 993 г. до н.э. В соответствии с династическими текстами Укокан-Кану напрямую наследовал К’ук’-Балам I, первый «исторический» правитель (431–437). По-видимому, бакальские идеологи в целях обоснования власти провозгласили местного легендарного основателя отцом «Триады». Тем не менее, в отличие от «трех рожденных вместе», Мат-Муван никогда не называется «богом».

Данная версия династического мифа была создана в правление К’инич-Кан-Балама II (683–702). Не вызывает сомнений, что переписывание истории было частью идеологической реформы после династического кризиса начала VII в. К’инич-Ханаб-Пакаль I не имел права на трон, поскольку только его мать происходила из дома «божественных царей Бакаля». Узурпаторы должны были доказать свое право на власть. На так называемой «Овальной палетке» (рельеф на панели в царском дворце) К’инич-Ханаб-Пакаль изображен принимающим корону от своей матери. С этого времени трехфигурные сцены, изображающие получение царем инсигний власти от родителей, становятся очень популярными в иконографии Паленке35. Идея получения власти от женщины была спроецирована и в мифическое прошлое. Согласно надписи из Храма ХV, первое взятие к’авиля произошло в 931 г. до н.э. по повелению Богини Луны. В сопровождающей сцене К’инич-Кан-Балам II получает к’авиль от своей матери.

VIII столетие было периодом расцвета майяской культуры. Крушение держав во главе с Каналем и Муталем вызвало активное региональное развитие и способствовало сложению региональных государств36. Эти процессы сопровождались изменениями в религии и идеологии царской власти.

К 800 г. образы предков исчезают из монументальной скульптуры. Парящие фигуры на поздних стелах (Тикаль, стела 11; Ишлу, стелы 1 и 2; Химбаль, стела 1; Уканаль, стела 4 и др.) изображают не предков, а сверхъестественные существа, так называемых «Гребцов». Упоминания этих двух божеств, связанных с солнцем и тьмой, широко распространяются в иероглифических надписях с конца VII – начала VIII вв. Обычно они «купаются» (очевидно, в крови) и изображаются в крови в сценах кровопускания37.

Возможно, замещение предков божествами было результатом изменений, происходивших в майяской религии в позднеклассический период. Другим индикатором этих изменений может служить появление иерархии среди божеств.

Найденная в 1999 г. надпись на платформе в Храме ХIХ в Паленке описывает воцарение К’инич-Акуль-Мо-Наба III. В 711 г. К’инич-К’ан-Хой-Читам II (702–711) был захвачен в плен царем Попо. Это вызвало новый династический кризис в Бакале. Царевич Хух, коронованный в 722 г. как К’инич-Акуль-Мо-Наб III, был сыном младшего из сыновей К’инич-Ханаб-Пакаля I, который не правил. В силу этого права на престол К’инич-Акуль-Мо-Наба III также были сомнительными. Для легитимизации своей власти правитель вновь повелел переписать историю основания династии.

Согласно тексту Храма ХIХ, в 3309 г. до н.э. воцарился старший из «Триады» Хун-Йеналь. Это было сделано по повелению другого божества, Йаш-Нах-Ицамнаха, имя которого переводится как «Первый Великий Ицамнах». Очевидно, это ипостась Ицамнаха, занимавшая наивысшее положение в мире богов. В сцене коронации К’инич-Акуль-Мо-Наб III имперсонирует Хун-Йеналя, а другой внук К’инич-Ханаб-Пакаля (по женской линии) Ханаб-Ахау – Йаш-Нах-Ицамнаха. Ханаб-Ахау вручает кузену царскую повязку. При воцарении присутствуют вассальные цари и придворные38. Как отмечают С. Мартин и Н. Грюбе, «иерархическое ранжирование этих двух (богов – Д.Б., А.Т.) аналогично ранжированию смертных царей; нам напоминают, что земная власть копировала высший, божественный порядок» 39.

По-видимому, в VIII в. майяские цари начинают искать новые пути легитимизации своей власти. Новые идеи распространялись медленно, и это совпало с кризисом классического общества майя. Так называемый «коллапс майя» в конце I тыс., возможно, имел в качестве одного из важнейших факторов кризис идеологии, основанной на идее сакральности правителя.

— * Беляев Д.Д., Токовинин А.А. Сакральная власть майяских царей (III–IХ вв. н.э.) // Сакрализация власти в истории цивилизаций. М., 2005. Ч. 1. С. 146–160.

1 Иероглифическая письменность майя была дешифрована в 1950-е гг. Ю.В. Кнорозовым. Обзор истории дешифровки и современного состояния эпиграфики майя см.: Coe M.D. Breaking the Maya Code. L., 1992; Houston S.D. Into the Minds of Ancients: Advances in Maya Glyph Studies // Journal of World Prehistory. 2000. Vol. 14. № 2. P. 121–201.

2 Houston S.D., Stuart D. Peopling the Classic Maya Court // Royal Courts of the Ancient Maya. Vol. 1. Theory, Comparison, and Synthesis. Boulder, 2001. P. 54–83.

3 Подробнее о социальной и политической организации майя см.: Беляев Д.Д. Раннее государство у майя классического периода: эпиграфические и археологические данные // Альтернативные пути к цивилизации М., 2000. С. 186–196; его же. Древние майя (III–IХ вв. н.э.) // Цивилизационные модели политогенеза. М., 2002. С. 130–155; Grube N. The city-states of the Maya // A Comparative Study of Thirty City-State Cultures. Copenhagen, 2000. P. 547–565; Houston S.D., Stuart D. Op. cit. P. 54–83; Stuart D. Historical Inscriptions and the Classic Maya Collapse // Lowland Maya Civilization in the Eighth Century A.D. Wash., 1993. P. 321–354. Наиболее полное и точное изложение политической истории майя см.: Martin S., Grube N. Chronicle of Maya Kings and Queens. L., 2000.

4 Vogt E.Z. Zinacantan: A Maya Community in the Highlands of Chiapas. Cambridge, 1969. P. 369–371.

5 Stuart D. Blood Symbolism in Maya Iconography // Maya Iconography. Princeton, 1988. P. 175–221.

6 Майяские божества могут обозначаются латинскими буквами согласно принятой майянистами иконографической классификации Пауля Шелльхаса.

7 Houston S.D., Stuart D. Of Gods, Glyphs, and Kings: Divinity and Rulership among the Classic Maya // Antiquity. 1996. Vol. 70. P. 292.

8 Berlin H. The Palenque Triad // Journal de la Société des Américanistes. 1963. T. 52. P. 91–99; Kelley D. The Birth of the Gods in Palenque // Estudios de Cultura Maya. 1965. Vol. 5. P. 93–134; Stuart D., Houston S.D. & Robertson J. Recovering the Past: Classic Maya Language and Classic Maya Gods. Austin, 1999. P. II-57.

9 Foster G. Nagualism in Mexico and Guatemala // Acta America. 1944. Vol. 2. P. 85–103; Villa Rojas A. El nagualismo como recurso de control social entre los grupos mayances de Chiapas, México // Estudios de Cultura Maya. México, 1963. Vol. 3. P. 242–260; Houston S.D., Stuart D. The WAY Glyph: Evidence for «Co-Essences» among the Ancient Maya // Research Reports on Ancient Maya. Writing 30. Wash., 1989.

10 Grube N., Nahm W. A Census of Xibalba: A Complete Inventory of Way Characters on Maya Ceramics // Kerr J. The Maya Vase Book: A Corpus of Rollout Photos of Maya Vases. Vol. 4. N.Y., 1994. P. 686–715; Calvin I. Where the Wayob Live: A Further Examination of Classic Maya Supernaturals // Ibid. Vol. 5. N.Y., 1997. P. 868–883.

11 Гуляев В.И. Культ предков у древних майя // Религии мира. История и современность: Ежегодник 1984. М., 1984. С. 65–80; Гуляев В.И. Государственная идеология древних майя: (К вопросу о культе царских предков) // Проблемы археологии и древней истории стран Латинской Америки. М., 1990. С. 155–185; Leventhal R.M. Household Groups and Classic Maya Religion // Prehistoric Settlement Patterns: Essays in Honor of Gordon R. Willey. Cambridge; Albuquerque, 1983. P. 55–76; Marcus J. Mesoamerican Writing Systems: Propaganda, Myth, and History in Four Ancient Civilizations. Princeton, 1992; McAnany P.A. Living with the Ancestors: Kinship and Kingship in Ancient Maya Society. Austin, 1995; McAnany P. Ancestors and the Classic Maya Built Environment // Function and Meaning in Classic Maya Architecture. Wash., 1998. P. 271–298.

12 Leventhal R.M. Op. cit. P. 55–76. Becker M.J. Ancient Maya Houses and Their Identification: An Evaluation of Architectural Groups at Tikal and Inferences Regarding Their Functions // Revista española de antropología Americana. Madrid, 1982. Vol. 12. P. 110–129; Becker M.J. El patrón de asentamiento en Tikal, Guatemala, y otros sitios mayas de las tierras bajas; implicaciones parael cambio cultural // Mayab. 1986. № 2. P. 7–21.

13 Sanz L.T. Montañas sagradas, dioses solares e imágenes de AHAW: Iconografía de la escultura arquitectónica de la Acropolis del Norte, Tikal (100 a.C. – 200 d.C.) // Anales del Museo de América. Madrid, 1998. A. 6. P. 95–109; Valdés J.A. Arquitectura y escultura de la Plaza Sur del Grupo H, Uaxactún // Laporte J.P., Valdés J.A. Tikal y Uaxactún en el Preclásico. México, 1993. P. 108; Freidel D., Schele L. Kingship in the Late Preclassic Maya Lowlands: The Instruments and Places of Royal Power // American Anthropologist. 1988. Vol. 90. P. 547–567.

14 См.: Houston S.D., Stuart D. Of Gods, Glyphs, and Kings… P. 289–312; Le Fort G. Sacred versus Divine: Comments on Classic Maya Kingship // Maya Religious Practices: Processes of Change and Adaptation. Bonn, in press.

15 Houston S.D., Stuart D. Of Gods, Glyphs, and Kings… P. 296.

16 Чегодаев М. Хор-Без-Глаза-На-Его-Челе (опыт интерпретации имени) // Развитие цивилизации и Новый Свет. М., 1999. С. 46–49. (Также см.: его же. Хор-Без-Глаза-На-Его-Челе (опыт интерпретации имени) // Древний Восток: общность и своеобразие культурных традиций. М., 2001. С. 24–32. – прим. отв. ред.).

17 Надпись PAL: Palace Tablet.

18 См., например: Schele L., Miller M.E. The Blood of Kings. Dynasty and Ritual in Maya Art. N.Y., 1986. P. 103–132; Le Fort G. The Classic Maya Accession Ceremony as a Rite of Passage // The Sacred and the Profane: Architecture and Identity in the Southern Maya Lowlands. Markt Schwaben, 2000. P. 17–23; Villela K.D. Central Mexican Perspectives on the Classic Maya Accession Rites // Tercera Mesa Redonda de Palenque. Palenque, 1999. P. 44–45 и др.

19 Schele L., Miller M.E. Op. cit. P. 117.

20 Stuart D. Kings of Stone. A Consideration of Stelae in Ancient Maya Ritual and Representation // RES: Anthropology and Aesthetics. 1996. Vol. 29/30. P. 148–171.

21 См.: Гуляев В.И. Атрибуты царской власти у древних майя // Советская археология. 1972. № 3. С. 116–134; его же. Скипетр и держава: К вопросу о царской власти у древних майя // Вестник древней истории. 1993. № 4. С. 45–60; Coggins C. The Manikin Scepter: Emblem of Lineage // Estudios de Cultura Maya. Vol. XVII. México, 1983. P. 123–158.

22 Le Fort G. The Classic Maya Accession Ceremony as a Rite of Passage // The Sacred and the Profane: Architecture and Identity in the Southern Maya Lowlands. Markt Schwaben, 2000. P. 17–19.

23 Schele L., Mathews P., Lounsbury F. Untying the Headband // Texas Notes on Pre-Columbian Art, Writing, and Culture. № 4. Austin, 1990. Р. 5.

24 Надпись PNG: Thr. 1 (Montgomery б.г.: 56).

25 Martin S., Grube N. Chronicle of Maya Kings and Queens. L., 2000. P. 161.

26 Перевод авторов.

27 Hansen R.D. Continuity and Disjunction: The Pre-Classic Antecedents of Classic Maya Architecture // Function and Meaning in Classic Maya Architecture. Dumbarton Oaks, 1998. P. 89–90.

28 Подробно см.: Freidel D., Schele L., Parker J. Maya Cosmos: Three Thousand Years on the Shaman’s Path. N.Y., 1993. P. 125–160; Grove D.C. Public Monuments and Sacred Mountains: Observations on Three Formative Period Sacred Landscapes // Social Patterns in Preclassic Mesoamerica. Dumbarton Oaks, 1999. P. 255–299; Heyden D. An Interpretation of the Cave Underneath the Pyramid of the Sun in Teotihuacan, Mexico // American Antiquity. 1975. P. 131–147; Stuart D. The Hills are Alive: Sacred Mountains in the Maya Cosmos // Symbols. 1997. Spring. P. 16–17; Taube K.A. The Teotihuacan Cave of Origin: The Iconography and Architecture of Emergence Mythology in Mesoamerica and the American Southwest // RES: Anthropology and Aesthetics. 1986. P. 51–52.

29 Coe W.R. Tikal, Guatemala, and Emergent Maya civilization // Science. 1965. Vol. 147. № 3664. P. 1401–1419.

30 Ruz A.El Templo de las Inscripciones. México, 1973.

31 McAnany P. Ancestors and the Classic Maya Built Environment // Function and Meaning in Classic Maya Architecture. Wash., 1998. P. 281–286.

32 Martin S., Grube N. Op. cit. P. 50.

33 См.: Berlin H. The Palenque Triad // Journal de la Société des Américanistes. 1963. T. 52. P. 91–99; Kelley D. The Birth of the Gods in Palenque // Estudios de Cultura Maya. 1965. Vol. 5. P. 93–134; Lounsbury F. Some Problems in the Interpretation of the Mythological Portion of the Hieroglyphic Text of the Temple of the Cross at Palenque // Third Palenque Round Table, Pt. 2. Austin, 1980. P. 99–115; Schele L., Freidel D. A Forest of Kings: Untold Story of the Ancient Maya. N.Y., 1991. P. 216–261; Stuart D. Las nuevas inscripciones del Templo XIX, Palenque // Arqueología mexicana. México, 2000. Vol. 45. P. 28–33.

34 Ранее этот персонаж ошибочно считался женским, матерью «Триады Паленке» (Schele L., Freidel D. Op. cit. P. 244–255). Как показал недавно Д. Стюарт, нет никаких свидетельств, что Мат-Муваан был женщиной (см.: Martin S., Grube N. Op. cit. P. 159).

35 Schele L. Genealogical Documentation in the Tri-Figure Panels at Palenque // Tercera Mesa Redonda de Palenque. Pebble Beach, 1979. P. 41–70.

36 Беляев Д.Д. Древние майя … С. 149.

37 Schele L., Miller M. Op. cit. P. 40.

38 Stuart D. Las nuevas inscripciones del Templo XIX, Palenque // Arqueología mexicana. México, 2000. Vol. 45. P. 28–33.

39 Martin S., Grube N. Op. cit. P. 159.

Д.Д. Беляев, А.А. Токовинин -http://www.mezoamerica.ru/indians/maya/sacral_power.html