Аналитики на Западе, как впрочем, и многие в России, ведут себя по отношению к Владимиру Путину, как типичная жена мужа-гулёны, мучимая вопросом: изменяет или не изменяет ей муж? А тут – изменяет или не изменяет Путин демократии, здравому смыслу, морали?

Полученное очередное доказательство супружеской неверности ровным счетом ничего не меняет, а служит скорее допингом, придающим энергию и наполняющим смыслом жизнь обманываемой стороны.

И, несмотря на то, что Путин находился у власти десять лет (да и сейчас, поставив на своё место кого-то там из своего окружения, продолжает оставаться неформальным лидером страны), повисает в своей неизменной свежести сакраментальный вопрос: «Ху их мистер Путин?»

И, как в случае с адюльтером, вопрос тем сложнее и загадочнее, чем проще на него ответ. А лежит он в определении психологической типологии характера нашего человека-загадки (на поверку не более загадочного, чем Остин Пауэрс).

Сразу следует оговориться, что по большому счету человека классифицировать нельзя, потому все попытки упорядочить характеры рано или поздно пересматриваются. Классифицируется не человек, а его болезнь, отклонение, какая-то аномалия. Поэтому все классификации в той или иной степени являются патографизмом – присвоением болезненных черт здоровым людям, потому периодически и терпят крах.

В отношении В. Путина мы имеем как раз тот благословенный случай, когда описываемый психологами тип характера подходит его обладателю почти стопроцентно, этот психотип называют «эпилептоидным».

Чтобы понять суть мышления эпилептоида, надо представить себе этакого идеального налогового инспектора, который скрупулезно следит за порядком, педантичным исполнением формальных инструкций, и малейшее, что не вписывается в его представление о заведенном укладе, вызывает у эпилептоида непроизвольный взрыв гнева – малый эпилептический припадок. Это речь как раз о тех пресловутых «поигрываний желваками», когда было видно, как Путину приходится давить свой гнев. Потому борьба со всем новым, творческим (а творчество – это сотворение нового, всегда нарушение старого порядка) входит в жизнь эпилептоида как насущная вынужденная необходимость, как единственный способ избежать внутреннего конфликта, очень неприятной борьбы со своим злобно-угорюмо-раздражительном аффектом, очень и очень неприятной дисфорией.

П.Б. Ганнушкин, который собственно и ввел понятие эпилептоидного психотипа, основными его свойствами считал: «…во-первых, крайнюю раздражительность, доходящую до приступов неудержимой ярости, во-вторых, приступы расстройства настроения (с характером тоски, страха, гнева) и, в-третьих, определенно выраженные так называемые моральные дефекты… Обычно это люди очень активные, односторонние, напряженно-деятельные, страстные, любители сильных ощущений, очень настойчивые и даже упрямые. Та или другая мысль надолго застревает в их сознании… Их аффективная установка почти всегда имеет несколько неприятный, окрашенный плохо скрываемой злобностью оттенок, на общем фоне которого от времени до времени иной раз по ничтожному поводу развиваются бурные вспышки неудержимого гнева, ведущие к опасным насильственным действиям… (они) очень нетерпеливы, крайне нетерпимы к мнению окружающих и совершенно не выносят противоречий. Если к этому прибавить большое себялюбие и эгоизм, чрезвычайную требовательность и нежелание считаться с чьими бы то ни было интересами, кроме своих собственных, то станет понятно, что поводов для столкновений с окружающими у эпилептоидов всегда много. Даже тогда, когда их нет вовсе, эпилептоиду ничего не стоит их выдумать только для того, чтобы разрядить неудержимо накипающее у него временами чувство беспредметного раздражения. Он подозрителен, обидчив, мелочно придирчив. Все он готов критиковать, всюду видит непорядки, исправления которых ему обязательно надо добиться…. Они всегда требуют покорности и подчинения себе и, наоборот, сами не выносят совершенно повелительного тона у других, пренебрежительного к себе отношения, замечаний и выговора…

Несмотря на свою необузданность, эпилептоиды всегда остаются людьми очень узкими, односторонними и не способными хотя бы на мгновение отрешиться от своих эгоистических интересов, полностью определяющих их в общем всегда очень напряженную деятельность. Их аффективность лишена богатства оттенков и определяется преимущественно постоянно имеющейся у них в наличии агрессивностью по отношению к окружающим людям. Чувство симпатии и сострадания, способность вчувствоваться в чужие переживания им недоступны…

Эпилептоиды, как достаточно ясно из предыдущего, люди инстинктов и примитивных влечений…»

Отметим, что П.Б. Ганнушкин писал об эпилептоидных психопатах – это более болезненная, аномальная форма характера, нежели акцентуированные эпилептоиды, об одном из которых мы ведем речь. В общем, имеем всё то же самое, но в несколько облегченной лайт-версии, не выходящее за грань здоровых проявлений личности.

Вот еще как некоторые авторы описывают эпилептоидные черты:

«Это знающий жизнь и людей реалист, никакой творец и педантичный исполнитель. Он всегда знает свою правоту, свои права и свои обиды, легко обвинит вас и никогда не признает вину свою.

Для себя он — единственно хороший человек.

С детства такие дети много плачут, и их ничем не успокоишь. Ребенок, однако, растет сильным, хотя часто капризничает и делает все как будто назло. Общителен, но друзей немного, потому что в играх он любит покомандовать и все вопросы решает только в свою пользу. Рассудителен, бережлив, а его игрушки — только его: сам не даст, а попробуют отнять — будет драться. В школе его отмечают за аккуратность и чистые тетрадки, но в творческих заданиях похвалить его не за что…

Будучи начальником сам, эпилептоид устанавливает жесткий дисциплинарный режим, издает много распоряжений и вмешивается во все дела. Он не любит у других собственного мнения, критики в свой адрес и каких-либо нововведений. Если есть порядок, зачем его менять? Если есть руководство, зачем выдумывать?..» (Николай Козлов)

«…Эпилептоид любит, чтобы был порядок и в отношениях между людьми. Чтобы половые акты проводили два раза в неделю, не чаще. Чтобы вовремя приходили на пятиминутки. Не зевали чтобы и не кашляли, когда начальник делает доклад. И без звонка чтобы не входили. Мышление у эпилептоида прагматическое, четкое, ясное. Он хорошо структурирует свои высказывания, разлагает их на простые фразы. Логика его последовательна и понятна, это заземленная логика здравого смысла… Он надежен. Денег на ветер, как и слов, не бросает. Речь у него чеканная, не очень выразительная, но с хорошей артикуляцией. Движения – с чувством достоинства. Похож на служебную собаку. Любимое средство воздействия — ультиматумы. Эпилептоид сдержан, временами взрывчат. Телосложение атлетическое…

Мышление эпилептоида конкретное, ситуативное, он не размышляет на уровне высоких философских категорий… В мышлении эпилептоида интересна и важна такая особенность: он не видит альтернативных вариантов...». (Аркадий Егидес)

А теперь представьте себе, как обладателю такого замечательного характера с нулевой, даже минусовой творческой потенцией, статичностью и инерцией, заносящей на каждом повороте, выжить в этом сложном мире, который требует генерации всё новых и новых идей, гибкости и лабильности? Причем, не просто выжить, а забраться на самую высшую ступень социальной иерархии? У такого эпилептоида должен быть какой-то специфический алгоритм совладания с ситуацией, как говорят психологи – «копинг-стратегия».

Такая стратегия у В. Путина явно есть, и почерпнута она, скорее всего, на дзюдоистском татами: «ты должен сбить с толку противника, проведя против него обманный финт, неожиданный приемчик». Вот и всё. Никаких поступков, выбивающихся из этого алгоритма Путин никогда не допускал. В понятие «противника», которого надо победить, входят абсолютно все, включая и народ, и окружение. Так и живёт страна добрый десяток лет, когда все действия руководства, указы, назначения выскакивают как черт из табакерки, нелепо, непредсказуемо и зачастую абсурдно. Цель-то именно и состоит в неожиданности! Идеи-то никакой нет и взяться ей неоткуда! Вся идея – это порядок, а беспорядок – это оружие для «противников», «врагов». И ничто не выходит за пределы этой стратегической дилеммы.

Стратегия сознательного запутывания действительно иногда срабатывает в очень сложных ситуациях. Например, характерна история сухогруза «Arctic Sea», вроде бы безнадежно попавшегося на перевозке оружия. Однако характер поведения судна, направленный на абсурдизацию – оно начало неизвестно почему не раз менять курс, неизвестно зачем отключать навигацию, неизвестно зачем заходить в какие-то порты и др. – это всё давало обильную пищу яйцеголовым аналитикам для глобальных смысловых интерпретаций, что, в конце концов, привело к перегоранию их интеллектуального аппарата и утрате интереса к этому судну. Проблема решена элементарным подходом.

Точно так же и во всей остальной деятельности эпилептоид, будучи гениальным исполнителем, на роли руководителя замотает в доску, превращает всё в мыканье, в результате которого, глядишь – куда-нибудь и вынесет. Так страна и мыкается.

Вот и вся загадка. Хотелось бы защитить В. Путина от обвинений теоретиков-конспирологов, видящих в нем демиурга, злого гения спецслужб, кровавого чекиста, держащего всё в железных руках, творящего свой коварный глобальный заговор – это всё иллюзия, мыльный пузырь, надутый до таких размеров, чтобы самим его испугаться. Всё радикально проще. Как рекомендует философский принцип «бритвы Оккама» – не надо выдумывать каких-то лишних сущностей, глобальных смыслов там, где всё и так объясняется самым элементарным образом.

Юрий Кузнецов. 2010 г.

newsland.ru