Ради борьбы с дедовщиной сотрудники военного управления СКП избивают и домогаются солдат



В отряде особого назначения “Витязь” умер солдат. Расследуя обстоятельства его смерти, следователи стали издеваться над солдатами. Били их. Унижали. И все это, как им, видимо, кажется, во имя скорейшего установления истины. Солдат — человек бесправный. По крайней мере, в нашей армии. Может быть, именно поэтому в армии отношения нередко выясняют с помощью кулаков. И солдаты, и офицеры, и следователи. Мир выворачивается наизнанку. И мордобой “по поручению” Фемиды то и дело сходит за правый суд.

Глухой не может играть на скрипке. Слепой не может нарисовать дом.

Человек, который нарушает закон, не может расследовать преступления. А если все же расследует, результат всегда один — новое преступление.

Летом 2009 года Сергей Щербаков окончил Мезенское педучилище Орловской области и поступил в сельскохозяйственную академию. Но учебу пришлось прервать — Сергея призвали в армию.

20 ноября 2009 года Щербаков прибыл в подмосковную Балашиху, где находится войсковая часть 3179, известная как отряд специального назначения “Витязь”. Он очень хотел попасть в этот отряд, и наконец его мечта сбылась.

23 ноября 2009 года Щербаков почувствовал недомогание. Он обратился в медпункт части с жалобами на одышку и боли в грудной клетке.

Его осмотрел медицинский работник санитарного батальона войсковой части 3532 и поставил диагноз: вирусная инфекция неуточненной этиологии. В тот же день Щербакова осмотрел и терапевт Главного военного клинического госпиталя внутренних войск МВД России, который предположил, что у Сергея правосторонняя пневмония. После рентгенографии этот диагноз был снят и установлен новый: ОРВИ, острый бронхит. Однако ни в одном медицинском учреждении не провели общеклинических исследований крови и мочи, а также биохимического анализа крови.

До 30 ноября 2009 года Щербаков находился в медицинском пункте своей войсковой части. В первые дни у него была температура 40,2 градуса. Потом температуру удалось сбить, состояние больного как будто улучшилось, но одышка сохранилась.

А утром 30 ноября 2009 года Щербаков потерял сознание. Он сильно побледнел, и изо рта текла слюна с примесью крови. Во время осмотра у него остановилось дыхание. Медицинские работники начали проводить искусственную вентиляцию легких. В 10 часов 30 минут больного перенесли в реанимобиль. По дороге в Главный военный клинический госпиталь ВВ МВД России у Щербакова пропал пульс, и ему начали проводить закрытый массаж сердца и искусственную вентиляцию легких. В госпиталь он был доставлен в состоянии клинической смерти. Там тоже пытались спасти солдата, но в 12.55 была констатирована смерть.

* * *

Согласно заключению комиссионной судебно-медицинской экспертизы №221/09 от 29 декабря 2009 года, проведенной Главным государственным центром судебно-медицинских и криминалистических экспертиз, “смерть Щербакова С.Н. наступила в результате тяжелых патологических изменений в легких, вызванных вирусом гриппа А (НINI)v (геморрагическая пневмония и формирование острого респираторного дистресс-синдрома взрослых).

Во время судебно-медицинского исследования трупа Щербакова было выявлено 26 кровоподтеков и несколько ссадин, которые, согласно заключению экспертов, “не находятся в причинной связи с наступлением смерти… Обычно у живых лиц подобные повреждения не влекут за собой какого-либо расстройства здоровья, и тяжесть их не оценивается”.

Тут следует напомнить: уже при поступлении в госпиталь у Щербакова было обнаружено множество кровоподтеков на левом плече, предплечье, на правом бедре и левой голени…

Тело Щербакова отправили домой, в поселок Змиевка Орловской области. И тут его родственники увидели на теле солдата не только множественные кровоподтеки и ссадины, но и глубокие надрезы с удаленными кусками плоти.

Мать Сергея Щербакова обратилась в прокуратуру и комитет солдатских матерей с просьбой провести проверку обстоятельств гибели сына. По факту смерти Щербакова было возбуждено уголовное дело. Началось расследование. Первым делом допросили солдат, с которыми Щербаков находился в медпункте. Среди них были Саидов, Аксенов, Гонтарев, Молодов, Кузнецов, Шевцов, Мамонов, Семенов, Пронин, Горобец и другие. Однако не все показания удовлетворили следствие. Нужно было их исправить.

* * *

В ночь с 24 на 25 февраля 2010 года в расположение отряда “Витязь” приехали пять следователей военно-следственного управления по г. Москве при Прокуратуре РФ. Что произошло в эту ночь, нам стало известно из официальных заявлений и объяснений солдат спецназа.

Вот что рассказал младший сержант контрактной службы в/части 3179 Арслон Саидов.

“Около 24 часов в медпункт части прибыли мужчины, которые представились следователями. Один из них был в форме подполковника, а второй в гражданской форме. Как мне стало известно позже, фамилия следователя в форме Цыкин, а второго Макаров. Каким образом проводился осмотр военнослужащих, я не видел, он происходил в процедурном кабинете, куда меня не приглашали… Осмотр закончили к двум часам ночи… Цыкин пошел в изолятор, пробыл там 15 минут… Потом он вывел меня в коридор возле дежурки и говорит: разденься, мы должны посмотреть. Я ответил: с какой стати, я контрактник, не буду… Прямо в коридоре меня раздели догола, и я покрутился, потом сказали одеться. Мне стыдно, мне почти 27 лет…”.

Видимо, следователи хотели выяснить, нет ли синяков и у Саидова. Отлично. Однако столь деликатное мероприятие требует соответствующего оформления: постановления о проведении следственного действия и составления протокола с участием понятых. Без этих формальностей подобное раздевание называется глумлением.

Из объяснений рядового в/части 3179 Александра Семенова.

“25 февраля около часа ночи меня разбудил дневальный и сообщил, что меня вызывают в штаб. Я оделся и прибыл. Вместе с ответственным офицером мы подошли к первой казарме, где построились 8—9 военнослужащих части, а также находился неизвестный мне офицер в форме подполковника”.

После осмотра солдат Аксенова И., Молодова Р., Семенова А. привели в клуб части, где развели по разным кабинетам.

Когда в кабинет вошел Семенов, его спросили, понимает ли он, зачем его вызвали. Он ответил, что понимает — по факту смерти рядового Щербакова. Потом ему велели показать, что такое “мама мыла пол”. “Я ответил, что не знаю. Повышенным тоном он сказал показать, как “мама мыла пол”. Я ранее никогда не слышал, что обозначает это выражение, поэтому не знал, что необходимо им показать. Действуя на основании своей логики, я нагнулся и стал водить руками в разные стороны… Затем я разогнулся, и мне стали говорить все трое следователей, что мы все “пид… сы, еб… м друг друга”. Затем кто-то из следователей сказал, что мы посадим тебя в камеру и я там выучу много разных поз. Кто-то из них сказал, что я не говорю им правду по поводу избиения Щербакова, поскольку, с их слов, на теле Щербакова было более 20 синяков, полученных за 12—24 часов до смерти, и я должен знать, кто причинил эти повреждения. Я отвечал, что по поводу причинения синяков мне ничего не известно. Я на самом деле не знал, откуда на теле Щербакова появились синяки. Я никогда не видел, чтобы его кто-либо бил или пинал…

Затем второй следователь сказал, что сейчас будет звонить моим родителям… Когда он вышел звонить, первый стал передо мной, согнул правую руку в кулак и нанес им мне от трех до пяти ударов по прессу.

Третий следователь спросил, чем мы занимаемся в части, я ответил, что на первом месте у нас спорт… Затем от него поступила команда “упор лежа принять”, я принял упор лежа и стал отжиматься под его счет… Второй следователь сказал, что я неправильно отжимаюсь, заявив, что “я как будто сосу”… Тут же кто-то из них сказал “мы тебя посадим в камеру с дагестанцами, с которыми вы боретесь, и скажем, что ты из ВВ, думаем, они будут тебе рады, а через несколько дней ты нам признаешься во всем сам”. Затем они втроем стали вновь задавать мне вопросы по факту причинения телесных повреждений Щербакову. На мои ответы “я не видел и не знаю”, они больше злились, стали повышать голос, сказали, что нам надоело с тобой разговаривать по-хорошему, сейчас придет злой дядя и будет разговаривать по-плохому… А затем в кабинет вошел мужчина, которого я увидел впервые. Он был в военной форме, поверх которой была одета камуфлированная куртка цвета “камыш”, на которой были погоны подполковника… подошел ко мне… и полез целоваться… Я наклонил голову вниз и поднял руки, таким образом закрываясь от него. Он оттолкнул меня…
В это время следователи рассказали этому подполковнику о результатах моего опроса, что я ни в чем не признаюсь, и стали мне опять задавать вопросы, кто нанес Щербакову синяки. В это время второй подполковник подошел ко мне и ударил меня лбом своей головы в область рта. Я немного пошатнулся и почувствовал с внутренней стороны своей губы ссадину, а затем вкус крови…

Я отошел и прижался к стене…

Сразу же подполковник встал передо мною, взял двумя руками за мой китель в области груди и дважды стукнул меня об находившуюся за мной стену. Я ударился спиной и головой об нее. Удары пришлись на верхнюю левую часть затылка. Мне было больно, и на секунду потемнело в глазах. Я не падал и стоял на ногах…

Кто-то из следователей сказал, что сейчас будем собираться и тебя заберем с собой. Подполковник опять подошел ко мне и со словами “зачем тебе боевая единица” оторвал шеврон с правого рукава кителя. Он сказал, что если бы он был на моем месте и ему оторвали шеврон, то он бы “въе…л”. Я понял, что на моем месте подполковник ударил бы человека, сорвавшего с него шеврон. Этими словами, я считаю, он меня унизил и провоцировал на ответные действия. Затем он приложил шеврон к моей груди, и тот упал на пол. Я поднял его и положил к себе в карман. Кто-то из следователей сказал мне собираться. Я одел бушлат и, когда его застегивал, подполковник подошел ко мне и сорвал боевую единицу (шеврон. — Прим. авт.) с правого рукава бушлата и отдал в руки. Все происходило в присутствии троих следователей…”.

Потом Аксенова, Молодова, Семенова и Саидова повезли в военно-следственное управление на Хорошевском шоссе. До утра было еще далеко.

Из пояснений А.Семенова:

“Следователи сели в “Лексус”, и мы выехали с территории части… В ходе движения… подполковник положил свою левую руку на плечо Аксенову… Одновременно подполковник сказал Аксенову: “Малыш, ты меня волнуешь, у меня на тебя встал, едем тебя еб…ть” и поцеловал в область виска”.

А вот что рассказал рядовой Иван Аксенов.

После ночного “осмотра” в подразделении его направили в клуб части. В одном из кабинетов следователь в гражданской одежде схватил его за воротник бушлата и несколько раз ударил в челюсть. При этом следователь кричал, чтобы Аксенов показал, что такое “мама мыла пол”. И, не дожидаясь ответа, потребовал, чтобы он рассказал об умершем Щербакове.

По дороге в военно-следственное управление Москвы подполковник Цыкин сел на переднее сиденье рядом с Аксеновым.

Из объяснения Аксенова:

“Во время того, как он садился в автомобиль, Цыкин нанес мне один удар правой рукой, в которой он держал офицерскую шапку, в лицо. То есть удар пришелся самой шапкой. Мне было очень неприятно, так как я не понимал, за что меня бьют. После этого Цыкин сел в машину, и мы поехали. После того как машина тронулась, я почувствовал от Цыкина сильный запах алкоголя, и по нему было видно, что он находится в состоянии сильного опьянения. Затем Цыкин одел мне на голову свою офицерскую шапку, а левой рукой обнял меня за плечи. Цыкин сказал мне в нецензурной форме, что он меня изнасилует и что у них таких, как я, любят, и что у него на меня уже “встал”. Произнося эти фразы, Цыкин не менее четырех раз поцеловал меня… Далее Цыкин сказал, что посадит меня в камеру с 20 чеченами и что я буду сидеть в форме с моими шевронами. Также он пояснил, что оттуда я выйду педерастом…”

Из объяснения И.Аксенова следователю Р.Имамееву.

“Вопрос: Поясните, кто именно склонял вас к даче ложных показаний в отношении Шевцова и Гонтарева?

Ответ: Я не могу с уверенностью сказать, кто именно навязывал мне мысль дать ложные показания против Шевцова и Гонтарева. Но в процессе моего избиения в клубе и в ходе получения у меня объяснений следователи мне неоднократно говорили, что если я дам показания против Шевцова и Гонтарева, то им дадут условный срок, а меня оставят в покое”.

Из официального заявления рядового Романа Молодова.

“В клубе войсковой части следователь… попросил меня рассказать об умершем сослуживце Щербакове Сергее, так как я лежал с ним в одной палате…
Он спросил, кто бил Щербакова Сергея и как это происходило… На это я ответил, что… ничего подобного я не видел… В этот момент из-за моей спины вышел еще один следователь… сел на диване рядом со столом и в грубой форме, с употреблением нецензурных выражений сказал мне, чтобы я смотрел ему в глаза, и что не много ли я вру (эту фразу я сейчас перефразировал так, как бы она звучала на культурном русском языке). Затем так же грубо в нецензурной форме он потребовал от меня сказать, кто именно и как избивал Щербакова Сергея. На это я ответил, что все, что я знаю, я довел на предыдущем допросе. На это он ответил в нецензурной форме, что я много вру и что мне нужно разбить лицо прямо сейчас…”

По дороге в следственное управление Молодов тоже стал свидетелем того, как подполковник Цыкин домогался Ивана Аксенова:

“…подполковник одел на голову Аксенову свою шапку и сказал: “На тебе мою шапку, поедешь в моей шапке”. Подполковник обнял левой рукой Аксенова в области плеч и стал его целовать в лицо. Он поцеловал его не менее двух раз. При этом подполковник говорил: “Малыш, ты меня волнуешь. У меня на тебя уже встал. Я тебя сейчас прямо здесь е… буду”.

Рано утром Молодова привели в кабинет следователя на допрос для установления обстоятельств смерти Щербакова.

Как он позже напишет, один из следователей был пьян. Он спросил, что у Молодова на шее. Тот ответил, что это пластырь, потому что у него на шее фурункул, и, кроме того, у него температура. А подполковник матом предложил прилепить этот пластырь на гениталии. Потом солдату велели раздеться и снять обувь. Пол был очень холодный, и, когда Молодов стал обуваться, ему сказали, что такой команды не было… А потом подполковник Цыкин сказал ему: “Ты что, совсем рамсы попутал, нюх потерял…”.

Все это продолжалось с 8 утра до обеда.

* * *

Итак, вы уже поняли: после того как мать Щербакова обратилась в правоохранительные органы, эти органы возбудились. Да так, что ночью пять старших офицеров военно-следственного управления совершили рейд в расположение части специального назначения. Как мы уже знаем, не все офицеры были трезвы. Возможно, их опьяняла необходимость как можно быстрей вытрясти из солдат информацию о последних днях жизни Щербакова.

Для чего ночью нужно было врываться в часть, будить солдат, которые и без того недосыпают, и проводить мероприятия, отнюдь не предусмотренные уголовно-процессуальным законом?

Для чего нужно было раздевать Саидова и Молодова, а последнего к тому же держать во время допроса на холодном полу?

С каких пор матерная брань применяется при расследовании уголовных дел о неуставных взаимоотношениях?

Является ли следственным приемом при допросах военнослужащих требование “упал, отжался” и другие физические упражнения?

Давно ли узаконены насилие и сексуальные домогательства как метод получения показаний?

Солдат шантажировали ночными звонками близким, не пускали в туалет и били…

Срывая шевроны с солдатского мундира, следователи не только глумились над солдатом, но и провоцировали его на ответные действия, которые впоследствии могли быть квалифицированы как противоправные. Кто же не знает, что, подавив волю человека, можно получить от него любые показания. Испытанный прием.

Роман Молодов, к примеру, мастер спорта и призер чемпионата России по вольной борьбе. Одним ответным ударом он мог успокоить такого собеседника и защитить попранное достоинство. У него хватило мудрости не поддаться на провокации. Такую же мудрость проявили и другие солдаты.

Этот отряд особого назначения — не паркетные войска. Особое назначение — это все “горячие точки” России. Поэтому для солдат и офицеров применяется специальный отбор, в отряд приходят лишь самые выносливые и только по собственному желанию. И Сергей Щербаков очень хотел служить в этом отряде.

* * *

В этом сюжете — три разных истории.

Одна — о смерти рядового Сергея Щербакова, умершего от геморрагической пневмонии через две недели после призыва.

Вторая — о происхождении обнаруженных на теле солдата кровоподтеков и ссадин.

А третья — о том, кто и как позорит российскую армию.

Сергей Щербаков умер от пневмонии. Этот факт никем не оспаривается. Синяки и ссадины, как следует из заключения судебно-медицинской экспертизы, “не влекут за собой какого-либо расстройства здоровья, и тяжесть их не оценивается”, то есть это всего-навсего синяки и ссадины, а не раны и увечья. Кто-то толкнул, кто-то ударил — всякое бывает. За мальчишескую возню не наказывают. Другое дело, если синяки и ссадины были получены в результате унижения или издевательств — это воинское преступление, за которое предусмотрена уголовная ответственность вплоть до лишения свободы.

Но мать солдата имеет право знать, что случилось с ее сыном. А так как письма, отправленные ею в разные инстанции, требуют ответа, чиновники решили сделать это по-быстрому. Чтобы всем понравилось. Кроме солдат, разумеется. Солдаты не в счет.

Господи, в армию брали здорового парня, а вернули в гробу, и никто не сказал матери даже того, что разрезы на теле сына были сделаны во время вскрытия — поленились зашить…

Несколько дней назад взяли под стражу солдата Антона Шевцова, который исполнял обязанности медбрата в медицинском пункте части. Почему именно его? Потому что его сослуживцы Пронин, Горобец, Мамонов, Кузнецов после встречи с сотрудниками военно-следственного управления дали на него показания: якобы он избивал их и Щербакова. Во избежание выяснения отношений этих солдат отправили в другую войсковую часть. И теперь Шевцову предстоит испытание гораздо более сложное, чем марш-бросок с тяжелым вооружением или полсотни отжиманий. Судя по всему, Шевцова будут принуждать дать показания на другого сослуживца. И если его “дожмут” и он скажет то, что от него хотят услышать, работа будет считаться выполненной. Не зря следователь сразу после ареста Шевцова в присутствии защитника предложил ему или полностью признать обвинение или назвать еще кого-нибудь — тогда его сразу освободят…

Солдатской матери сообщат имена преступников, которые били ее сына. А еще несколько солдатских матерей — Шевцова и тех, кого назначат на роль садистов, — поседеют, дожидаясь, когда их дети отмотают срок. Если кто не в курсе — до 5 лет. И никто не узнает, почему на самом деле умер рядовой Щербаков. А умер он потому, что его никто не лечил от пневмонии.

Ему сбивали температуру. А арестованный Шевцов как мог пытался привлечь внимание врачей к тому, как угасает солдат. Шевцов возил Щербакова в медсанбат, потом в дивизионный госпиталь, но везде сказали, что это обычная простуда.

Конечно, необходимо выяснить причину появления синяков. Но в первую очередь необходимо выяснить, почему больного пневмонией солдата лечили от ОРЗ? И тогда многое станет на свои места. Но для этого надо работать, а не спускать с солдат штаны…

Однако следователи военно-следственного управления, похоже, не могут отказать себе в удовольствии за несколько дней отчитаться о раскрытии преступления. Было ли оно — вопрос второй, главное отчитаться. Когда следователь, подполковник Цыкин, сказал солдату, что он прямо здесь и сейчас намерен добиться от него половой взаимности, это, наверное, была любовь. Когда подполковник Цыкин сказал солдату, что он рамсы попутал и нюх потерял, это было похоже на тюремный барак. И когда он советовал солдату прикрепить пластырь на гениталии, это тоже было похоже — но вот на что? Пожалуй, на дом терпимости. Только при чем тут правосудие?

Конечно, следователи, приехавшие ночью в отряд “Витязь”, в пылу охотничьего гона упустили из виду, что их визит может быть зафиксирован видеокамерами. Бывает… А когда они били солдат и глумились над ними во имя “святой материнской любви”, они тоже вряд ли думали о том, что эти пешки осмелятся возвысить голос в защиту своего достоинства. И коли уж солдаты неожиданно отбились от рук, придется искать надежное средство и от этой болезни. Средство есть: можно пустить слух, что это адвокаты подговорили “пешек” и те позорят слуг Фемиды.

Но следователи военно-следственного управления приехали в войсковую часть ночью не для того, чтобы установить подлинные обстоятельства случившегося со Щербаковым, а для того, чтобы поймать любимую птицу чиновников — жирную галку. Для охотничьего куража не грех и выпить, вот и охотники управления, как говорят солдаты, поддали. Что было дальше, мы знаем. Но солдаты отряда особого назначения не захотели быть дичью на царской охоте.

О том, что произошло 24 и 25 февраля 2010 года, они написали на имя Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами России, Президента Дмитрия Медведева. Это значит, что в бой, как всегда, первыми идут солдаты. Взятому под стражу Антону Шевцову остается надеяться только на Верховного Главнокомандующего. А он не может не ответить своим солдатам и солдатской матери.

Кстати, если руководителю Военного следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре России генерал-лейтенанту юстиции А.С.Сорочкину захочется посмотреть, как его следователи ночью раздевают солдат, редакция “МК” предоставит видеозаписи.

mk.ru