Усиление в последние два десятилетия этничности в качестве одной из существенных характеристик современного общества вступило в резкое контрастирование с теоретическими представлениями о современности, описываемой в универсалистских, глобалистских категориях, заставило ученных по-новому переосмысливать как природу этничности, так и фундаментальные признаки современности. Мифология так называемого «этнического возрождения» вызвала невиданный со времен распада колониальной системы рост этнического самосознания, который сопровождается углублением ситуации культурного плюрализма, а также различными вариациями сецессионных этнонационалистических движений.

Почему, в то время как по всем расчетам этничность должна была к концу века тихо умереть, политика, основанная на экспансии этнического самосознания, вдруг с шумом возродилась во всемирном масштабе? И возрождение ли это? Может быть это — совершенно новый социальный феномен? Ответ на эти и многие другие вопросы, касающиеся реально сложившейся в мире этнической ситуации, привел к существенному пересмотру имевших: теоретических представлений о природе этнического. В социальной науке (этнологии, социальной антропологии, культурологии, социологии) сформировались три основных теоретических направления в понимании этнического: примордиализм, инструментализм и конструктивизм, которые по-разному понимают и оценивают происходящее в этнической сфере.

Использование этнической риторики, апелляция к этнической солидарности, оказываются на постсоветском пространстве важнейшим средством для мобилизации людей на совместные действия. Актуальными становится изучение процессов и механизмов этнической мобилизации.

Под этнической мобилизацией в данном исследовании понимается процесс усиления групповой сплоченности на основе преобладания этнической идентичности перед иными социальными солидарностями, что обеспечивает группе целостность, согласованность действий и определенным образом противопоставляет этническую группу иным социокультурным общностям. Этническая мобилизация, в первую очередь, оказывается мощным фактором и инструментом в борьбе за политическую власть.

Большинство исследований процессов этнической мобилизации обращаются к развитым формам мобилизации этнической группы, к ситуации начавшегося межэтнического конфликта. При этом в такого рода исследованиях изначально присутствует изрядная доля ограниченности, которая определяется, во-первых, невозможностью оставаться в ситуации конфликта на позициях наблюдателя (конфликт обладает логикой тотальности), а во-вторых, в такой ситуации исследователь имеет дело с процессами, доведенными до крайней степени остроты и потому проявляющимися в превращенных, формах, требующих дополнительной расшифровки. Латентные процессы в сфере этничности просто долгое время не отслеживались. Спокойные, благополучные регионы оказываются, с точки зрения исследовательской, научной, но не политической, более показательными и предпочтительными, так как конфликтные процессы находятся в них в скрытом, латентном состоянии и более приближены к своей естественной природе, в большей мере репрезентируют происходящее.

В этой связи представляет особый исследовательский интерес Средне-Волжский регион, и в частности, Ульяновская область. При прочих равных условиях существенным дифференцирующим условием, разделяющим население данного региона оказывается особая напряженность сознания, сложившаяся практика самосознания как представителя определенного этноса, определяемая как этнокультурная идентичность.

Нетрудно заметить сложность и многообразие Поволжского региона, которое обнаруживается во многих проявлениях. Исследователи отмечают гетерогенность политических процессов, существенное разнообразие экономических моделей, значительную различность культурных и повседневных практик, складывающихся в каждом из субъектов, составляющих Поволжский регион. Взяв за основу специфику этнической истории, этнических отношений, взаимоотношений различных народов, следует выделить как особую единицу внутри Поволжья регион, специфика которого связана с межэтническим многообразием, полиэтничностью. Этот регион складывается из следующих составляющих: Ульяновская область, Самарская область, Татарстан, Чувашия и Мордовия. В самостоятельную единицу эту территорию можно выделить на основании того, что с недавнего прошлого, то есть со времени распада Советского Союза и запушенного процесса, получившего название «парад суверенитетов» и в связи с возникновением реальных этнонациональных центров в лице Татарстана, Чувашии и Мордовии, этот регион, располагающийся внутри России непостижимым образом оказался пограничной зоной. Если южная часть Поволжья определяется наличием естественной границы с Кавказским регионом, с исламским миром, представленным Кавказскими республиками, с территорией, на которой уже длительное время происходят то разгорающиеся, то затухающие военные действия, столкновения на религиозной и этнической основе и в ней формируется оборонный, милитаризированный менталитет, а основания для пограничья в Среднем Поволжье несколько иные.

Для начала следует различить два феномена. Феномен соседского и феномен пограничного существования. Они очень близки и в какой-то степени пересекаются в содержании, но при более детальном анализе имеют существенные отличия. В настоящее время мы наблюдаем переход в исследуемом регионе от соседства этнических групп друг с другом к состоянию пограничного существования.

Можно дать очень простое и емкое определение соседства и соседей. Соседи — это те, кто живет рядом и не мешают друг другу. То есть первый признак соседства, совместное проживание нескольких субъектов с необходимостью дополняется вторым признаком — невмешательства. Как только возникает вмешательство, соседи перестают быть соседями и переходят в иное качество — они становятся друзьями, родственниками, врагами, недругами, кем-то еще, но не соседями.

История Средне-Волжского региона, этническая история края показывает, что по крайней мере, на протяжении примерно 400 лет основные народы, заселяющие Среднее Поволжье проживали совместно и были на протяжении всего этого времени соседями. Я имею в виду татар, чуваш, мордву и русских. 400 лет выделенная территория — это та земля, которая, «поливалась кровью предков» (по выражению Э. Хобсбаума). И за это время в сознании этих четырех народов сформировалась соседская идентичность. Можно говорить о паттернах сознания, в которых закрепилось и социально наследуется образ совместного добрососедского проживания. Факт совместного проживания стал естественной установкой, а сформированная в Среднем Поволжье своеобразная культура имеет полиэтническую, смешанную основу. Это обнаруживается в языке, системе языковых заимствований, в своеобразии сельских поселений, пространственного размещения дома и придворных построек, в общих элементах культуры, то есть соседское проживание во многом «снимает» проблему так актуальную для сегодняшнего дня, выяснения кто более «коренной» на данной территории, а в конечном счете, проблему территориальных претензий и притязаний. Коренными народами можно считать все 4 народа, издавна проживающие на данной территории: русских, татар, мордву и чуваш.

Совместность проживания предполагала как бы определенный «ответ» со стороны соседствующих народов на эту совместность, который обнаруживался в осознании того, что рядом живет иной народ. Осознание совместного проживания имело разнообразные последствия и в том числе, процессы частичной ассимиляции, диффузии, (примеры с христианизацией чуваш, переписывания мордовских сел в русские).

Феномен соседства предполагает совместную общую территорию. Если рассматривать как минимум два субъекта межэтнических отношений, то общей территорией оказывается и не территория одной группы и не территория другой этнической группы. Помимо имеющейся «своей» зоны (территории) доминирования этнического происходит совместное освоение социального пространства, возникает представление об общей совместной границе, за которой живут «они», «чужие», отличающиеся от «нас». Это зона, где происходит символическое перекрещивание культур, социальных отношений. Соседство формирует определенную идентичность, определенное самосознание, которое выходит за рамки национального, этнического самосознания — территориальную общность, в основе которой лежит признак совместного проживания, например, «мы — волжане». А для Ульяновской области долгое время в конце 80-х, начале 90-х годов, когда был сформирован миф об Ульяновском регионе, как «островке социализма или застоя», искусственно поддерживались дотационные цены, доминировала принудительное распределение производимой продукции и прибыли от ее реализации, когда не были еще отменены продовольственные талоны, — была значима областная идентичность, солидарность с группой «мы — жители Ульяновской области». Исследования 1992, 1995 годов показывали, что уровень этнической идентичности и уровень территориальной (областной) солидарности были примерно тождественными, при некотором преобладании второй.

В Ульяновской области действуют немалое число общественных организаций и культур, нео-просветительских объединений, имеющих этническую основу.

Русское население представлено одной общественной организацией.

Восемь общественных организаций представляют татарское население региона, все они так или иначе связаны с исламской традицией, а две имеют ярко выраженный политический аспект, фактически являются «филиалами» общетатарских объединений, базирующихся в Татарстане.

Чуваши объединены в 3 организации, имеющие культурно-просветительскую основу.

Мордва — 2 организации, ставящие задачи сохранения мордовского языка и народных традиций,

Уже в 1998 — 1999 годах татарские, мордовские и чувашские организации объединились в национально-культурные автономии, что позволяет данным этническим группам иметь представительство в областной организации.

Интерес представляет еще один показатель — представленность изучаемых этносов в различных профессиональных группах (результаты даны только по татарам, на основе выборочного анализа имеющихся в службах персонала данных. Материалы даны по г. Ульяновску).

Медицина (больницы и поликлиники): 15,7 % татар от общего числа занятых в данной сфере.

Милиция: 14,3 %.

Торговля: 19,5 %.

Жилищно-коммунальное хозяйство; 21,1 %.

Мелкооптовая торговля: 18,7%.

При сравнении этих данных с численностью татарского населения в Ульяновской области (11,4%), можно с некоторой осторожностью констатировать процесс этнизации (татаризации) ряда профессий и сфер деятельности.

Важными для выявления исходных предпосылок процессов этнической мобилизации оказываются мировоззренческие различия между исследуемыми группами.

Татары представляют собой этнорелигиозную группу, резко отличающуюся от преимущественно православных вероисповедальных групп. В ситуации религиозного возрождения, даже при условии религиозной толерантности, актуализация религиозных ценностей, становится важным различием, а ислам становится мощной объединяющей силой.

В социокультурных условиях, когда вес более обнаруживает себя глобальный конфликт между христианско-европейским и исламско-восточным мирами, все чаще зоны непосредственного, интенсивного межэтнического взаимодействия становятся взрывоопасной территорией, чреватой нарастанием конфликтных ситуаций, эскалацией этнической нетерпимости. В таких зонах происходит явная или латентная этническая мобилизация.

В этом смысле с определенной долей условности можно утверждать, что цивилизационный разлом между Западом и исламским миром, проходит непосредственно по Поволжью.

Анализ содержания деятельности культурно-просветительских организаций показывает, что происходит активное освоение этнической культуры, главным образом, языка, возрождаются религиозные праздники и даже прежде забытые культы. Идет апелляция к далекому прошлому, традиции как источнику легитимности или несправедливости сегодняшнего состояния. Этническая мобилизация предполагает эмоционально-ценностное отношение к прошлому, которое воображается и конструируется этноориентированными интеллектуалами. Опять выделяются татары — возникло движение за переименование в «болгар» или «булгар», потомков Волжской Булгарии, государства, существовавшего до 14 века на территории Средней Волги, В Татарстане около 200 человек сменили национальность в паспорте с записи «татарин» на запись «болгар». В Ульяновской области отмечаются пока единичные случаи. Смысл движения очевиден — установить родственную и, соответственно, преемственную связь с народом, издревле проживавшим на данной территории и имевшим развитую культуру и государственность. Название «татары» в России ассоциируется с монгольскими воинами, впервые появившимися на территории Средней Волги в 13 веке в составе войска Чингисхана как захватчики и в настоящее время, в ситуации возможных территориальных претензий, просто невыгодно.

Практически все исследуемые организации и общества были зарегистрированы в период с 1991 года по 1993 год. Обнаруживается схожесть «биографий» этноориентированных организаций. На второй — третий год существования происходит, изменение идеологии организаций в направлении усиления политического аспекта, организация стремиться заявить о себе как о факторе не только культурного, но и политического поля. Важнейшим признаком этого изменения оказывается смена типа лидерства (либо непосредственно происходит замена руководителя, либо он сам дрейфует в направлении становления как политического субъекта). В 1998 году возникли две «национально-культурные автономии»: татарская и чувашская. На начало 1999 года готовится также объединение мордовских обществ в аналогичную автономию. Смысл автономии заключается в объединении различных обществ в одну организацию и наличие представительства этнической группы в органах областной исполнительной власти.

В интервью с руководителями организаций изменение идеологии организации, усиление политического аспекта обнаруживается через знаки «прерыва» в биографии организации («Это было до меня»; «раньше у нас были другие задачи», «сейчас мы хотим заявить о себе, что мы есть».) Наиболее часто встречающееся обозначение «прерыва» — конструирование — экспертами оппозиции «раньше — сейчас».

В социологической литературе выделяется два типа национализма: 1) дополитический (этнополитический) национализм, когда подчеркивается родовая, примордиальная идентичность на основе этнокультурных признаков; 2) гражданский национализм, в основе которого лежит политическая, гражданская идентичность. Эти две идентичности, переплетаясь, существуют в настоящей реальности. Между ними нет хронологической или диахронной связи. Можно лишь говорить о доминировании (преобладании) того или иного типа групповой и социальной солидарности. Обнаружение процесса этнической мобилизации в полной мере свидетельствует об усилении второго типа национализма. Данный подход позволяет разделить имеющиеся этноориентированные организации на два типа. К первому типу относятся организации дополитического типа, которые осваивают культурную составляющую этноса, не затрагивая политических проблем, в частности, проблемы представительства народа в органах власти различных уровней. Ко второму типу относятся организации, которые используют этническую риторику для достижения политических целей, а если более широко, в борьбе за обладание какими либо ресурсами.

Несмотря на «дрейф» организаций в сторону усиления политической составляющей деятельности, этническая мобилизация в Ульяновской области не переходит в фазу обострения и усиления этнической конфронтации. Причина этому заключается в своеобразной модели политико-экономического развития Ульяновской области в 90-е годы. Плотный административный контроль губернатора Ю. Горячева практически нейтрализовал самостоятельную политическую активность этнокультурных лидеров, оставив за ними только культурно-просветительскую деятельность, что принизило их роль как проводника определенной этнокультурной политики. Более того, такой контроль стал инструментом наращивания регионального авторитаризма в Ульяновской области и средством проведения централизованной политики в этнической сфере в регионе. Это позволяет говорить о национальной политике в стиле регионального патернализма и вертикальной мобилизации местной руководящей элиты для ее реализации. Пока существует монополия на власть в регионе, мобилизационный потенциал этнических групп остается невостребованным. По крайней мере, ни на выборах в Законодательное собрание области и Государственную думу в 1995 и 1999 годах, ни на выборах губернатора Ульяновской области и мэра г. Ульяновска в 1996 году этническая проблематика не звучала вовсе и никак не была представлена в программах кандидатов.

Этническая мобилизация без событий, без действий, направленных вовне группы, усиливает внутригрупповую гетерогенность. Возникает ситуация частых внутренних конфликтов. В их основе — борьба за лидерство в группе, за навязываение группе собственной проблематики и перспективы решения групповых вопросов. Мобилизационный потенциал спускается на уровень ниже и используется «не по назначению».

Так, в исследуемый период наблюдается отчетливое противостояние местных духовных мусульманских лидеров, имеющее не только религиозную основу, но и политическую основу, вытекающую из ориентации на различные религиозные центры (Средняя Азия и Саудовская Аравия).

Отчетливо заметны разногласия между организациями, особенно выделяются татарские общества. Заметна внутриэтническая дифференциация, имеющая место у татар. Так выделяется группа татар — мешар. Интервью с экспертами из структур исполнительной власти, рядовыми участниками и лидерами общественных организаций показывают, что существует четко выраженная оппозиция «мы» — «они» внутри каждой этнической группы. Разногласия между лидерами в рамках одной организации по стратегическим и тактическим вопросам являются общим правилом и очень часто демонстрируются внешнему наблюдателю.

Одним из основных аспектов изучения этнической мобилизации оказывается феномен этнической границы. Существенное значение имеют территориальная, символическая, временная составляющие этнической границы.

В этой связи можно предложить теоретическую модель, позволяющую описать механизм этносоциального пространства. В основе этой модели лежит принятая в феноменологической парадигматике конструктивистская концепция этничности. Под этносом понимается устойчивая, реально существующая или существовавшая в прошлом группа, обладающая набором этно-дифференцирующих признаков или маркеров, что позволяет ей создавать собственное символическое пространство, в рамках которого участники этой группы проявляют свою этничность, то есть обладают этническим самоопределением. Важным является то, что этнические общности представляют собой символические социальные конструкции, обладающие собственной границей. Внутри этой конструкции существует разделяемое всеми членами представление о принадлежности к общности по ряду узнаваемых признаков, то есть этническая идентичность, обеспечивающая групповую солидарность. Такое конструирование осуществляется благодаря целенаправленной деятельности людей и соответствующих социальных институтов. Символические границы, в которых преобладает этническая идентичность устанавливается произвольно, путем актуализации случайного, но существенно значимого для представителей группы, в данный момент и в данной ситуации, набора этнодифференцирующих маркеров. В условиях стабильного межэтнического взаимодействия эти границы признаются другими общностями.

Однако, границы даже в условиях стабильных и благополучных отношений постоянно продолжают самоопределяться, переопределяться и вновь определяться участниками межэтнических взаимодействий. Значимость имеют те культурные признаки, которые позволяют маркировать различия, то есть этнические границы группы. Культурные маркеры в обыденном сознании принимаются за объективные признаки («историческая общность с общей историей и культурой») этноса. Исследование показало, что в зависимости от способа и условий проживания (компактно, диффузно), а также этнической общности (татары, мордва, чуваши) культурные маркеры, задающие границы этноса могут произвольно меняться (их становится больше или меньше, появляются другие), а в соответствии с этим могут меняться и границы, то есть этническое пространство. Происходит переконструирование этничности в рамках одного этноса, фиксируется ситуативная этничность.

Границы символических социальных полей, которые конституируются доминированием этнической идентичности над другими идентичностями, не абсолютны. Размеры таких социальных полей могут меняться как в сторону увеличения, так и в сторону сокращения. Основными факторами изменения границ являются: а) способ проживания — чем более рассеянное проживание, тем уже пространство этничности; б) инструментальное использование этно-националистическими деятелями этичности — навязывемое представление об утрате этнической группой какого-либо значимого этнообразующего признака, ведет к борьбе за расширение границ данных символических полей.

Механизм этнической мобилизации осуществляется следующими этапами:

а) Этап «расставления пограничных столбов». Обнаруживаются и выделяются интеллектуалами культурные маркеты, которые с одной стороны, отграничивают группу от других, делают межгрупповые границы непрозрачными (функция этнодифференциации), а с другой стороны, усиливают внутри-групповую этническую солидарность, объединяют группу вокруг общих признаков (функция этноинтеграции). Чем меньшим энергетическим и культурно-наследуемым потенциалом обладает этническая группа, чем меньше она отделяет себя как культурный субъект от доминирующей группы, тем больше этнообразующих признаков (маркеров) приходится, актуализировать, для того чтобы поддерживать этнокультурную самотождественность. «Свое» пространство (и как территория, и как дискурс) сужается в условиях рассеянного проживания до размеров семейно-бытовой сферы, практически не проявляясь во внесемейных социальных отношениях, в профессиональной сфере, в сфере образования и повышения квалификации.

б) Этап «маргинализации» этноса, этнической группы, по принципу «ах, как много мы утратили!». Осуществляется тотальное формирование комплекса групповой неполноценности по отношению к предшествующим этапам исторического и культурного развития этноса. У всех исследуемых этнических меньшинств (татар, чуваш, мордвы) в той или иной мере обнаруживаются признаки данного маргинального комплекса.

На этом этапе, как и на первом, ведущую роль продолжают играть этноориентированные, дополитически-настроенные интеллектуалы.

в) Этап артикуляции целей и выбранных средств для изменения нынешнего сложившегося положения и достижения проектируемых состояний. Этот этап сопровождается расширением признанных границ этничности и экспансией на «чужие символические территории».

В последнее время происходит серьезное и достаточно резкое изменение в феномене соседства. Нарушается принцип невмешательства. Причем под вмешательством/невмешательством следует понимать не только и не столько физическое вторжение в иное пространство, не только захват, не только притязания на территорию другого народа или субъекта Федерации, сколько вторжение в символическое поле, пространство другого народа, который живет рядом. Нарушение баланса символических полей, символического равновесия приводит к тому, что соседство сменяется феноменом пограничного состояния, при котором рядом живущий уже не воспринимается как некое иное продолжение той же общности, а воспринимается уже не как иной, а как чужой, как некто, кому «мы» должны противостоять в силу складывающихся новых обстоятельств.

Такое изменение произошло в связи с возникновением трех этнонациональных центров на Среднем Поволжье. Наличие национально ориентированных республик становится очень существенным фактором, который изменяет нынешнюю ситуацию в данном регионе.

Обнаруживается устойчивая зависимость значимости этнической идентичности в системе групповых солидарностей личности от условий проживания (рассеянное, при доминировании иного этноса; компактное, но за пределами национальной республики). Иноэтническое окружение проблематизирует поддержание этнической идентичности, одновременно актуализируя ее значение для сохранения социального благополучия.

г) Этап непосредственной мобилизации группы для совместных действий. Предыдущие этапы привели к усилению групповой сплоченности, эмансипации группы, расширения символического социального пространства, в котором раскрываются этнические практики. На этом этапе происходит перерастание мирных отношений в открытые межэтнические конфликты. Проведенное исследование показало, что на территории Ульяновской области практически отсутствуют зоны открытых межнациональных конфликтов. Анализ региональной прессы, интервью с экспертами, проведение фокус-групп, анкетирование населения — все исследовательские методы подтверждают данный вывод. Межэтническая обстановка в области остается благополучной, сохраняется высокий уровень этнической толерантности, преобладают позитивные этнические гетеростереотипы.

7. Формы, через которые осуществляется этническая мобилизация.

а) Легитимные:

— уставная деятельность общественных организаций и движений;

— совместные «мероприятия» (праздники, собрания, визиты в регион «высоких» гостей творческие встречи, выставки и др.), то есть действия, в которые вовлекаются не только члены организаций, а и другие граждане, представители соответствующего этноса;

— территориальные органы самоуправления (например, религиозные приходы и сельские сходы);

— национальные СМИ.

Проведенный анализ выявил, что ни одна из легитимных форм, как на уровне деклараций, так и на уровне конкретных действий не несет в себе деструктивного содержания, направленного на разжигание межэтнической вражды. Такого рода деятельность обеспечивает в регионе ситуацию этнокультурного плюрализма.

б) Латентные, скрытые:

Исследование выявило две латентно-складывающиеся реальные формы этнической мобилизации — этнизацию профессиональной деятельности и институт эмиссарства.

Профессиональное сообщество и профессиональная солидарность основываются на функционально-рациональном распределении обязанностей, подчиняющимся принципу анонимности, а также на принятии сообществом профессионального этоса (ценностей) и распространенных социально-профессиональных стилей (практик). В основе профессиональной группы должны лежать анонимно-личностные связи. Однако такой тип связи заменяется в процессе этнизации профессиональной группы клиенталистскими связями, которые основаны на знакомстве, личной взаимозависимости и взаимной преданности. Возникающая при этом зона доверия — это не анонимно-функциональное доверие, а личностно-заинтересованное доверие. Профессиональный коллектив, имеющий этническую составляющую, обладает как бы двумя рядами маркеров, выполняющих двойственную задачу профессиональной и этнической идентификации. Это усиливает групповую солидарность и позволяет говорить о процессе этнизации как о форме этнической мобилизации.

Институт эмиссарства представляет собой регулярные визиты (на официальном и неофициальном уровнях) религиозных и культурных деятелей, которые становятся поводом для многочисленных встреч. Визитеры чаще всего приезжают из Узбекистана, Саудовской Аравии и Татарстана.

Конкретно для Ульяновской области обнаруживаются латентные процессы по одностороннему, произвольному расширению границ символических полей со стороны татар. Ими осуществляется определенная экспансия границ этнического, выдаваемая их лидерами за национальную эмансипацию и «возрождение культуры».

Материалы исследования позволяют рассмотреть процесс конструирования многоуровневой личной идентичности, особенно в связи с внеэтническими территориальными, гражданскими (национальными), религиозными солидарностями. Рассмотрена идея ситуативной этнической идентичности. Понятие «Мы» настолько многопланово, что не укладывается в схему бинарных оппозиций «мы — они», «свои — чужие».

Однако, в условиях общероссийского системного кризиса стали возникать и отрабатываться различные стратегии индивидуальной и коллективной социальной адаптации. Среди наиболее распространенных адаптационных моделей выделяется усиление групповой солидарности. Возникает установка на поиск как бы естественной, исконной, «примордиальной» социокультурной ниши, своеобразного укрытия, в ситуации нестабильности и неопределенности. Повседневность превращается в пространство риска, но одновременно, именно в повседневности обнаруживаются структуры, способные защитить. Этнокультурная идентичность оказывается одной из немногих значимых социальных идентичностей, выполняющих адаптивную функцию. Возникающая ситуация воспринимается наблюдателями как процесс «этнического возрождения», а самими действующими — как «приобщение к корням», обращение к естественным, никогда не подводящим группам «своих». При этом наблюдается усиление значимости этнической идентичности, перед иными солидарностями, происходит процесс этнизации социального пространства.